Новая царица гарема - Георг Борн

В столице Турции Константинополе и над окружавшими его водами царствовал удушливый жар, какой обыкновенно бывает в это время года на всем Востоке. В полдень всякие занятия прекратились, и на улицах не было ни души, кроме бесчисленного множества голодных собак. С наступлением вечера движение снова началось, но жар не уменьшился. В воздухе ничто не шелохнулось, а небо начало мало-помалу покрываться темными тучами.

К берегу Босфора подъезжал на легкой лодке молодой лодочник, которых в Турции зовут каикджи. Это был красивый высокий юноша лет двадцати; его мускулистые руки легко управляли веслами, на голове была надета феска. Правильные черты его загорелого лица выражали добродушие, благородство и ум, он был необычайно привлекательным.

– Почему ты едешь сюда из Скутари, Сади? – спросил грек-лодочник, сидевший у самого берега в ожидании пассажира, чтобы возвратиться в Константинополь.

– Я отвозил одного франка в Долма-Бахче, – отвечал молодой турок.

– К ночи будет буря, и она разразится раньше, чем ты успеешь вернуться назад, – заметил грек.

– Да будет на то воля Аллаха! – прошептал Сади и оттолкнул лодку от берега.

Раньше, чем предсказывал грек, поднялся сильный ветер и море покрылось волнами. В несколько мгновений небо затянули густые тучи, так что сделалось темно, почти как ночью. Нимало не испугавшись, Сади продолжал грести, тогда как волны ежесекундно грозили затопить его маленькую лодку. Вдруг Сади услыхал испуганный крик.

– Помогите! – громко пронеслось по воде.

Сади оглянулся кругом. Неподалеку он увидел большую лодку с павильоном из шелковой материи. Три или четыре гребца махали руками и кричали. У самого павильона стоял слуга и махал ярким платком. Сади разобрал слова: «Помогите! Лодка тонет! Сюда!» Затем ему послышалось слово «принцесса». Конечно, лодочник понял, что эта роскошная лодка должна была принадлежать какому-нибудь знатному турку, но прежде всего юноша подумал о том, что в ней кто-то подвергается опасности, и он одинаково поспешил бы на помощь, если бы опасности подвергался какой-нибудь бедняк.

Собрав все силы, Сади, отчаянно работая веслами, стал приближаться к лодке, которая, казалось, уже начала наполняться водой. В это время из павильона появилась знатная турчанка. Лицо ее было закрыто тонким белым покрывалом, так что его нельзя было разглядеть, тогда как она, напротив, могла отлично все видеть. Широкое верхнее платье скрывало формы ее тела от глаз любопытных. По ее жестам видно было, что опасность велика.

– Сюда, каикджи! – закричал слуга, по выговору грек. – Ее светлость принцесса в опасности, лодка тонет! Пошли как можно скорее с берега или из города лодку.

– Теперь уже поздно! – раздался из-под покрывала голос принцессы. – Вода заливает павильон! Лодочник должен отвезти меня в своей лодке в Скутари! Положи в лодку ковер!

Сади не успел взглянуть на принцессу, нечто другое привлекло его внимание и тут же вызвало ужас! Слуга-грек, к которому относились последние слова принцессы, окинул его таким взглядом, что у него на сердце похолодело. Никогда в жизни Сади не встречал человека, взгляд которого вызывал бы такой ужас. Но грек в ту же минуту бросился исполнять приказание своей гордой повелительницы, а Сади невольно схватился за святой талисман из Мекки, висевший у него на груди. Казалось, принцесса с удовольствием глядела на молодого лодочника, что могла делать под покрывалом совершенно незаметно.

По причине сильного ветра Сади с трудом удерживал свою лодку рядом с большой. В это время грек положил ковер на низкую скамейку; тогда принцесса оставила свою красивую лодку, быстро наполнявшуюся водой, и пересела в лодку Сади, взгляд которого невольно еще раз обратился на слугу-грека, но последний в это время наклонился и не глядел на Сади.

– Вези меня в Скутари, – приказала принцесса, усевшись на ковер, – но будь осторожен, каикджи. Если ты довезешь меня благополучно до берега, то я щедро награжу тебя, если же я подвергнусь опасности, то твоей голове не удержаться на плечах.

– Не бойся, принцесса Рошана, – отвечал спокойно Сади, знавший имя принцессы, – я доставлю тебя на берег невредимой.

Грек остался в большой лодке, чтобы отвести ее в безопасное место, к тому же в маленькую лодку Сади нельзя было никого больше посадить, не подвергнув жизнь принцессы опасности.

Сади бесстрашно начал борьбу со стихией. Гром уже гремел, и молнии прорезывали тучи. Волны поднимались все выше и выше, и маленькая лодка Сади казалась игрушкой среди грозных валов. Принцесса безбоязненно доверилась Сади. Она спокойно сидела на ковре и следила за каждым движением весел лодочника, красивое лицо которого сделалось еще привлекательнее в этой борьбе со стихией, которой он, казалось, пренебрегал. Принцесса с возрастающим изумлением глядела на Сади, бесстрашно твердой рукой управлявшего лодкой, которую ему скоро удалось вывести на спокойное место.

– Я не могу въехать в канал, который ведет к твоему дворцу, принцесса, – сказал Сади, когда лодка начала приближаться к берегу. – Прикажи, где ты хочешь выйти на берег.

– Там, где останавливаются пароходы из Смирны. Можешь ли ты причалить туда?

– Я исполню твое приказание.

– Как тебя зовут?

– Сади, сын Рамана.

– Кто был твой отец? – продолжала спрашивать принцесса.

– Он был муэдзином [1]в минарете султанши Валиде! Он умер пять лет тому назад, и я сделался перевозчиком.

– Ты не должен быть перевозчиком, Сади, хотя и умеешь отлично управлять лодкой. Тот, кто способен хладнокровно глядеть в лицо буре, тот может вынести всякую борьбу. Приходи ко мне во дворец, Сади, я хочу наградить тебя за то, что ты спас меня.

– Я сделал это не из-за награды, принцесса! Заплати мне обыкновенную плату за проезд, но не более! – отвечал Сади.

– Хорошо, но приходи за этой платой ко мне во дворец.

В это время лодка подошла к пароходной пристани, у которой всегда стояли наемные экипажи. Начал накрапывать дождь, и гром гремел все громче и громче.

Твердой рукой Сади повернул свою лодку к берегу. В то время, как они подъезжали к пристани, произошло какое-то смятение.

– Что там такое? Где-то дерутся? – спросила принцесса перевозчика, приготовлявшего ей трап.

– Это правоверные и арабы дерутся с франками. В дело пошли уже ножи и кинжалы, так что кавасы [2]ничего не могут сделать.

– Долой проклятых собак-христиан! Смерть им! – кричали несколько турецких матросов, и обе стороны пребывали в страшном раздражении.