Полюбить дьявола - Кейт Мур

Лондон, 1820 год

Эта ночь показалась бы чертовски сырой любому, кто решился покинуть свое ложе ради того, чтобы купить девственницу. Уилл Джоунз разглядывал сквозь запотевшее окно кареты портик с белыми колоннами, украшающий скромный дом на Халф-Мун-стрит. Если сведения Джека Касла верны, то среди прочих безнравственных услуг, которые предоставляются в этом доме, есть одна особая — здесь можно купить девственницу.

Дождь молотил по стеклу кулаками. Уилл кивком головы велел своему слуге Хардингу приступить к осуществлению плана. Затем распахнул дверцу кареты и вышел. Его ноги ступили на мокрые булыжники мостовой, и резкая боль в ребрах заставила замереть на месте. Чтобы скрыть причину своей заминки, он прибег к одному из маленьких джентльменских ухищрений — вытянул белые манжеты из рукавов тонкого черного шерстяного фрака и щегольски сдвинул шляпу набок.

Эта остановка дала ему несколько мгновений, чтобы рассмотреть дом во всех подробностях. Тюрьмы, в которых ему случалось проводить не одну неделю, охранялись не так надежно. Верхние окна были закрыты искусно выкрашенными деревянными панелями, и два огромных боксера в лакейской одежде стояли на страже по обеим сторонам двери. Но, все же, у дома были и уязвимые места. Верхняя часть кареты задела портик, поверх которого шла железная балка, связанная с другими балками; балки эти тянулись вдоль дома до угла Пиккадилли, где, несмотря на поздний час, все еще не стихло уличное движение.

Уилл сказал кучеру несколько слов по-французски и, отбросив свое истинное «я», стал виконтом де Вилларом, обладателем приобретенного в Западной Индии состояния, уродливой жены и страсти к коллекционированию эротических гравюр.

Уилл поднял дверной молоток. Огромного роста лакеи смотрели прямо перед собой, но их очевидное невнимание его не обмануло. При случае они узнают позднего посетителя.

В дверном окошке появилась морда, красная и бугристая, как кирпич.

— Двадцать пять гиней. — Голос у Кирпичной Морды был резкий, им можно было резать металл.

— Bien sur [2]. Чтобы получить хороший выигрыш, нужно вложить деньги. — Уилл поднес банкноты к дверному окошку.

Когда он вошел в дом, Кирпичная Морда принял у него плащ, шляпу и перчатки и пробормотал, что придется подождать. Ничто в холле не говорило о пороке, там все свидетельствовало о благовоспитанном английском комфорте — турецкий ковер, столик красного дерева и высокий шкаф. Но где-то в Лондоне разгуливал на свободе Арчибальд Марч, владелец этого заведения, убийца и маньяк.

Большая часть жителей Лондона знала Марча как великого благодетеля города, человека, чьи щедроты поддерживали вдов и сирот, хромых и слепых. Только горстка людей, включая Уилла, его брата Ксандра и жены Ксандра Клео, имела основания полагать, что Марч — убийца и шантажист, на совести которого смерть, по меньшей мере, трех человек и который обладает документами, свидетельствующими о грехах и пороках гораздо большего количества людей. Если власти не разоблачат Марча, это сделает он, Уилл.

Из комнаты наверху донесся хриплый мужской смех, по лестнице прозвучали быстрые шаги.

В следующий момент появился хозяин, и Уилл решил, что все-таки этот холл — преддверие преисподней.

Он не стал пожимать руку Гаю Лири — гибкому, веснушчатому человеку с волосами цвета моркови и холодным взглядом, говорившим о готовности к разврату в любом его виде. То, что здесь главным был Лири, а не какая-нибудь хорошо сохранившаяся проститутка с пухлой грудью и льстивым лицом, говорило о многом. Скорее всего, работающие здесь женщины не в большом восторге от управления Лири.

— Какое удовольствие вы желали бы получить сегодня, господин виконт?

— Я так понимаю, что сейчас начнется аукцион?

Лири бросил взгляд на часы и покачал головой:

— Прошу прощения, виконт. Аукционы мы устраиваем только по приглашениям, для нескольких заинтересованных лиц, постоянных клиентов нашего заведения. Но мы могли бы предложить вам другие удовольствия.

— Разрешите мне подтвердить свой интерес к участию в вашем аукционе. — И Уилл положил пачку банкнот на консольный столик, стоявший рядом.

— Я вас не знаю.

— Вы не знаете виконта де Виллара? Я полагал, что моя коллекция гравюр имеет определенную репутацию. — И он протянул Лири что-то плоское, обернутое коричневой бумагой.

Бросив второй нетерпеливый взгляд на часы, Лири разорвал обертку и посмотрел на гравюру. Посмотрел внимательно.

— Как вы узнали о нашем аукционе? — В его холодном лице ничего не изменилось, но в голосе Уилл заметил некоторую перемену.

— Надо мной сжалился один из моих друзей. Мне предстояло провести скучный вечер в обществе жены, и только мои гравюры могли бы вызвать у меня возбуждение. Перспектива заполучить у вас девственницу сразу же подняла мне настроение. Она правда девственница? Можно осмотреть ее, чтобы убедиться наверняка?

— Нельзя.

— Но вы можете гарантировать…

— Вы слышите или нет?

Уилл вяло махнул рукой.

— Прошу вас, проводите меня.

Лири круто повернулся и повел его наверх по великолепной изогнутой лестнице.

— А у этого совершенства есть имя?

— Елена Троянская.

Уилл чуть не поперхнулся от такой иронии. Очевидно, у Лири никогда не было хорошего учителя. Хороший наставник вроде старого Ходжа вправил бы ему мозги и объяснил, стоит ли давать девственнице имя самой известной в истории распутницы.

Поднявшись наверх, они вошли в красно-золотой салон, полный джентльменов самых разных возрастов, у которых было общее увлечение — плотские удовольствия. Воздух был душный от табака и похоти. Три молодые женщины, одетые в кремовые шелковые корсеты и батистовые панталоны, тонкие, как паутина, крутились между полностью одетыми мужчинами, следя, чтобы бокалы гостей были все время полны до краев. Присутствие этих женщин в нижнем белье вызывало у собравшихся острое плотское возбуждение. Это отсутствие платьев означало еще и то, что женщины, находящиеся в такой полной зависимости от нанимателей, утратили и свои имена. Гай Лири поманил темноволосую красавицу с красными пухлыми губами и пустыми глазами, и та подала Уиллу бокал бренди.

Уилл рассматривал разношерстное сборище искателей удовольствий. Он узнал двух членов парламента, не принадлежащих к партии реформаторов, одного восьмидесятилетнего лорда, а среди тех, кто вел наиболее громкий и непристойный разговор, увидел одного из сыновей графа Оксли, человека, с которым у него было только одно общее — отец. Уиллу по-прежнему везло. Среди присутствующих не было ни одного офицера и никого, кто бы знал Виллара, или Уилла Джоунза. Вряд ли его единокровный брат Оксли сможет узнать незаконного отпрыска папаши.