Никогда не называй это любовью - Дороти Иден

Когда Кэтрин отвергла очередное платье, в котором должна была пойти на званый ужин, Люси потеряла терпение и с фамильярностью, позволенной лишь человеку, прослужившему в доме уже много лет, неодобрительно проговорила:

– Вот уж действительно, мисс Кэтрин, глядя на вас, можно подумать, что вы принимаете у себя королевскую чету.

– На мой взгляд, в некотором роде так оно и есть, Люси. Лично я считаю мистера Парнелла некоронованным королем Ирландии.

– Во всяком случае, пока он не надел корону, вряд ли он станет возражать против вашего старого платья из голубого шелка.

– В том-то и вся беда, – нахмурилась Кэтрин, – что оно старое. Два года минуло с тех пор, как это платье вышло из моды.

– Прежде вы так не рассуждали. Вы говорили, что здесь, в глубокой провинции, вам не понадобятся новые платья. Хм, словно капитану приятно видеть свою жену в потрепанной одежде.

Кэтрин пожала плечами, не ответив на это замечание, ибо Вилли уже давным-давно не обращал внимания, во что она одета, и Люси наверняка бы заметила это, если бы не ее возраст. Ее восприимчивость с годами все более притуплялась. Однако старая женщина была слепо привязана к Вилли и ни за что не признала бы никакой критики в его адрес.

– Так или иначе, – продолжала Люси, – из всего, что я слышала, ясно: мистер Парнелл вряд ли вам понравится. Говорят, он человек самых строгих правил. И очень суров.

– Откуда тебе это известно, Люси? – с явным интересом спросила Кэтрин. – Кто распространяет такие слухи?

– Знаете, мисс Кэтрин, я читаю газеты. Особенно с тех пор, как капитан занялся политикой. А сколько всякого хвастовства насчет того, что якобы представляет собой ирландская партия! И эти постоянные попытки расстроить бедного мистера Гладстона [1]… Вообще-то неплохо было бы капитану поучить их хорошим манерам. Ладно… какое же все-таки платье мне готовить?

– Наверное, коричневое вельветовое. К нему я приколю мою брошь с топазами. По-видимому, ты совершенно права, Люси. Не следует особенно наряжаться для мистера Парнелла. Он так много работает с бедным населением, что разодеться слишком богато и вычурно будет проявлением скверного вкуса.

– Вам пришлось много заплатить за то, чтобы так одеваться, – грустно заметила Люси.

Кэтрин улыбнулась с еле заметной печалью.

– Да… мне уже за тридцать, и у меня трое детей. Кроме того, у меня было предостаточно нарядов еще тогда, когда Вилли не мог себе позволить купить мне что-нибудь очень модное и дорогое. Только не делай вид, что забыла об этом.

Люси, якобы пропустив это замечание мимо ушей, спросила:

– А кто будет на званом ужине?

– Только несколько друзей. Мы с Вилли решили не приглашать много народу сегодня. Как-никак ужин мы даем впервые. Разумеется, будет О'Горман Махоун. Кстати, ужин – это его идея. Ну, еще придут полковник Коултерст, полковник Ноулан, Джастин Маккарти. И мистер Парнелл, если, конечно, придет.

Держа в руках расправленное платье, Люси посмотрела на хозяйку.

– Вы хотите сказать, что еще не совсем уверены, придет ли он?

Кэтрин приколола брошь с топазами к кружевному воротничку, критически осмотрела ее и, отколов, протянула Люси, чтобы та положила ее на место.

– Мистер Парнелл – человек совершенно непредсказуемый, Люси, как ты, наверное, уже сама догадалась. Возможно, ему стоило бы поучиться хорошим манерам, поскольку он так и не ответил на мое приглашение. Однако я думаю, что это просто оплошность с его стороны. Ведь он очень занятой человек. Он придет на ужин. В конце концов, мы с Вилли даем этот ужин в его честь.

Почему она так сильно волнуется в ожидании человека, которого не видела ни разу в жизни?.. Почему так старательно выбирает наряд в надежде очаровать его, она, женщина, кому уже за тридцать? Почему? Особенно если принять во внимание, что она даже не знает точно, явится ли он к ним. Сейчас имя Парнелла было буквально у всех на устах в правительстве, и он, несмотря на свою молодость, считался самым блестящим парламентарием. И все-таки, похоже, не было таких, кому бы он нравился как человек. Чарлз Стюарт Парнелл. Родился в Ирландии тридцать четыре года тому назад, вырос в то же самое время, что и Кэтрин, только родом он из Эйвондейла, графство Уиклоу, в то время как Кэтрин родилась в Ривенхолле, Эссекс.

Она задумалась над тем, что теперь Ривенхолл представляется ей таким местом, где всегда стоит лето. Перед ее мысленным взором предстали качели под ветвями тисового дерева, бродящий в прескверном настроении павлин, белые платья ее и сестер, сверху напоминающие шляпки грибов, когда девушки рассаживались на лужайке на пикнике; Люси в накрахмаленных и ослепительно белых чепце и переднике, выплывающая из летних сумерек и оповещающая всех, что пора отправляться спать… Желтое небо, черные деревья и воздух, напоенный ароматом цветущих роз.

Правда, лето навсегда перестало для нее существовать в тот год, когда скончался отец. В тот самый год, когда капитан О'Ши, лихой, энергичный ирландский капитан 18-го гусарского полка, начал ухаживать за ней.

Он, едва дождавшись похорон ее отца, предложил ей выйти за него замуж. Писаный красавец, обаятельный, остроумный, лучший наездник в своем полку. Семью его составляли мать и сестра Мэри. Хотя члены семейства О'Ши были католиками, а отец Кэтрин сэр Джон Пейдж Вуд – англиканским священником и королевским капелланом, ни сестры, ни братья, ни мать Кэтрин, которая тоже имела отношение к королевскому двору, будучи фрейлиной королевы, не сочли вероисповедание капитана помехой. Дорогой Кэтрин не надо было переходить в католическую веру. Ей просто пришлось дать обещание воспитать в этой вере их будущих детей.

Совершенно убитая кончиной любимого отца, Кэтрин, младшая из тринадцати детей и его любимица, была беспредельно благодарна Вилли за его чуткость, нежность, сострадание и великодушие, не умея отличить благодарность от любви. Ведь ей было всего восемнадцать. Но она очень быстро стала взрослеть и вскоре обнаружила в Вилли величайшую незрелость, следствием чего были часто повторяющиеся финансовые кризисы, ставшие, как ей казалось, неизменной частью его жизни вкупе со склонностью к обильным возлияниям, которые он делил со своими многочисленными соотечественниками, при этом все время полагаясь на свое обаяние и остроумие. Но, к несчастью, в основном Вилли доверял своему вздорному, драчливому характеру. Кэтрин стала солидной матерью семейства с рождением третьего ребенка, который, как и первые два, был принят Вилли и его матерью, болезненной пожилой дамой, завернут в изысканные кашемировые платки и с громоздкой церемонией крещен в Бромптонской молельне [2]. На этот раз Кэтрин отказалась даже войти в церковь, а стояла снаружи, одинокая дама в изысканной одежде, наблюдая за снующими вокруг голубями и ожидая, когда ей вернут ее дитя.