Только с тобой - Холли Престон

Глория попыталась привстать на кровати, и тут же ужас прошлого вечера ударил в сердце. Молодая женщина застонала от невыносимой боли и рывком села, вцепившись слабыми руками в белую ткань покрывала.

Ее ребенка, крохотного существа, жившего в ней еще сутки назад, больше не было. Произошел выкидыш: несмотря на все старания врачей и постельный режим, драгоценное дитя спасти не удалось. Горькие слезы навернулись на ее фиалковые глаза, и она вытерла их тыльной стороной ладони.

– Ну, ну, дорогая, постарайтесь не слишком расстраиваться!

Сквозь пелену слез она увидела знакомую фигуру врача, высокого, лысеющего господина, который следил за ее здоровьем со дня рождения, но даже он оказался не в силах предотвратить потерю ее первенца, мальчика. Она попыталась улыбнуться, но это была довольно жалкая попытка.

– В жизни случается и такое, детка, попытайся успокоиться. Мне очень жаль.

Доктор взял ее за руку. Усталые глаза с сочувствием оглядели миниатюрную, хорошенькую фигурку, бессильно лежащую в постели. Он помнил день, когда она родилась на свет, крохотная и вопящая малышка, с блестящими рыжими волосиками. Девочка выросла и превратилась в яркую, неправдоподобно красивую, славную женщину, не заслуживающую тех бедствий, которые обрушивались на нее в эти последние годы. Он надеялся, что, когда год назад она вышла замуж, судьба ее изменится к лучшему, но здесь, видимо, ошибся. Муж Глории – птица высокого полета – даже не позаботился прошлым вечером зайти в больницу, хотя ему сообщили об угрозе потери ребенка.

– Ах, как мне хотелось ребенка! – простонала Глория.

– Потерять ребенка через четырнадцать недель – это трагедия. Природа дает нам понять, что в вашем организме что-то не так. Но, дорогая, вы молоды и здоровы; у вас еще может быть много детей. Сейчас самое главное – не беспокоиться об этом и постараться побыстрее поправиться.

– Ну, если вы так говорите…

Однако ровное, бесцветное звучание ее голоса показало доктору, что он не убедил бедную девочку.

– Да, да, первым делом надо понять, что все еще можно исправить. Ваш муж скоро будет здесь. Я сам с ним говорил.

– Чейз знает? – тихо спросила она.

– Знает, и поверьте, скоро вы оба будете воспринимать эту неприятность не как трагедию, а как печальное воспоминание, не более. Когда-нибудь вы наполните Ферест Мэнор множеством здоровых ребятишек. – Он улыбнулся и выпрямился, отпустив ее руку. – Поверьте мне – я ведь, в конце концов, специалист.

Некоторая суматоха, возбужденные голоса в коридоре около маленькой отдельной палаты помешали Глории ответить. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался высокий, темноволосый мужчина. Почти оттолкнув доктора Белла, он плюхнулся на край кровати и сгреб маленькие ручки Глории своими ручищами.

– Боже мой! Глория, я так огорчен, я ведь знаю, что для тебя значит ребенок; не могу поверить, что это случилось.

– Чейз, – пробормотала она, – я не виновата.

Ей хотелось все объяснить, но она не находила слов. Заплаканные фиалковые глаза блуждали по красивому лицу мужа, по черной шевелюре, беспорядочно вьющейся над широкими бровями, словно у него никогда не хватало времени причесаться. Внимательные глаза, на первый взгляд карие, но при ближайшем рассмотрении темно-синие, были устремлены на нее, энергичное лицо выражало неподдельное участие. Чейз, ее муж, выглядел таким бодрым, таким оживленным, а она как будто омертвела. Болезненная пустота там, где должен был находиться ребенок.

– Дорогая, не надо двигаться и говорить. Это тебя утомляет. Я теперь здесь, я буду с тобой.

Что-то не верится. Как она нуждалась в нем прошлой ночью! В муках выкрикивала его имя, но где он был? Давал обед для клиентов?

– Как твоя встреча с американцами, как Стюарт? – Голос Глории едва был слышен.

Чейз слегка выпрямился и улыбнулся.

– Более или менее. Все как всегда.

– А что там было? – не опускала глаз Глория, почему-то уверенная, что сердитый излом его бровей относился не только к ней.

Он сжал ее руку и нехотя ответил:

– Возникли некоторые проблемы. Но ничего такого, с чем я не мог бы справиться. Не беспокойся, дорогая. Не забивай себе голову моими делами. Для тебя важнее всего как можно быстрей поправиться и выбраться из этой не подходящей для тебя больнички.

– Какие же это проблемы? – механически продолжала она.

Чейз повернулся к доктору Беллу и нарочито сменил тему.

– Я хотел, чтобы Глорию наблюдали в госпитале на Харли-стрит, но она настояла на том, что доверяет только вам. И теперь я должен задать несколько неприятных вопросов, причем немедленно. Скажите, почему меня не известили прошлым вечером, когда все это произошло?

Не обращая больше внимания на Глорию, он выпрямился, и теперь двое мужчин стояли лицом к лицу.

– Согласно нашим записям, дежурная медсестра звонила вам в девять часов вечера. В это время вы не могли подойти к телефону, но сестру уверили, что вам обязательно передадут сообщение.

– Я этому не верю! Требую свидания с администратором, и будь я проклят, если чья-то голова не слетит с плеч!

Глория крепко зажмурилась, стараясь не слушать этот разговор на повышенных тонах, но это оказалось невозможно. Она открыла глаза и с печальной обреченностью посмотрела на мужа – воплощение свирепой мужской агрессивности. Он был одет в бледно-голубую трикотажную рубашку с короткими рукавами, ладно облегающую широкие плечи и мощную грудь. Черный кожаный ремень опоясывал его бедра, поддерживая застиранные модные джинсы, красиво обтягивающие длинные, мускулистые ноги. Этот парень – отец ее ребенка. Он пришел и сказал, что знает, как много малыш значил для нее. О, как бы ей хотелось, чтобы он сказал «для нас» и взял ее на руки; она мечтала склонить голову на надежную широкую грудь и навсегда забыть о том, что случилось вчера.

Глория снова прислушалась к разговору как раз в тот момент, когда доктор Белл, стараясь оставаться спокойным, жестко сказал:

– Вам не кажется, мистер Нейл, что сейчас не время и не место для подобных дискуссий?

Глория смущенно поглядывала на обоих мужчин, не зная, кому верить: ей хотелось верить Чейзу.

– Вы правы, доктор Белл, – нехотя согласился муж. – Но не думайте, что на этом разговор окончен.

– Пожалуйста, Чейз, – она протянула дрожащую слабую руку, – не надо обвинений, я этого не вынесу.

– О, дьявол! Извини, Глория. – И он, наклонившись, наконец-то взял ее на руки. Дома он часто делал так. – Прости меня, дорогая, я так зол, что не был с тобой в то время, когда ты нуждалась во мне больше всего! – Он заглянул в покрасневшие от слез и горя глаза. – Ты ведь понимаешь, родная?