Больше, чем страсть - Татьяна Алюшина

* * *

Весна – это всегда надежда. Всегда.

И ожидание чего-то замечательного, которое обязательно вот-вот настанет, исполнится – грядет! В весне гораздо больше надежды и ожидания, чем в новогоднем празднике и в таком долгожданном и бесшабашном мгновенно пролетающем лете.

Ожидание лучшего скрыто в нас на глубинном генетическом уровне, в крови, в подсознании и сознании, передаваясь веками от предков, – радость, что дожили: ну вот, слава те, господи, зиму перевалили – отстояли-прошли, теперь уж чего и не радоваться, жить будем. Инстинкт такой приобретенный, особенно у северных народов. А мы народ северный, как ни посмотри. Стоит только выйти солнышку уже не по-зимнему, скромненько на часик-другой да урывками сквозь тучи тяжелые, и не по-морозному ледяно на серебряном небосводе, а разлечься в небе во всю ширь лазурную, раскинуться хозяйски да припечь – так сразу что-то меняется в человеческой душе. Цветком смелым пробиваются через зимнюю наморозь усталости и бесконечной серости будней радость какая-то особая да надежда светлая. Не зря у нас самые ухарские, веселые и хлебосольные именно весенние праздники – широкая Масленица да светлая Пасха.

Вот так размышляла Надежда, выехав на трассу и опустив козырек лобового стекла от ударившего в глаза весеннего солнышка.

Вздохнула глубоко, порадовалась такому утреннему обнадеживающему теплу, почти жаре, и принялась размышлять о весне. Надя специально выехала пораньше.

Задумала по приезде, до погружения в дела, пройтись по тропинке вдоль берега реки. Открывающиеся с этой дорожки потрясающие панорамные виды по обоим берегам всегда действовали на нее умиротворяюще и вместе с тем неизменно затрагивали что-то внутри первозданной чистой красотой, настраивая на философские размышления о суетности бытия. Как-то вот так. Одним словом, успокаивали ее эти красоты среднерусские.

Краевиды, как говорит один ее знакомый.

Сегодня эта прогулка прямо-таки просилась в планируемую оказию нынешнего делового приезда. Надю с самого пробуждения одолели ни с того ни с сего непонятная тревога и беспокойство беспричинное, как перед бурей или еще чем стихийным, пугающим. И такое странное настроение одолело – все из рук валится, не ладится. Главное, с чего бы? Совсем непонятно. И Надюшка почти неосознанно, словно поторапливал кто, спешила добраться до пансионата до назначенного времени встречи, надеясь пройтись над рекой и, наконец, уравновесить, утихомирить этот непонятный душевный раздрай.

Вот и выехала на полчаса пораньше и всю дорогу неосознанно подгоняла себя, все прибавляя и прибавляя скорость, спеша добраться и скинуть это странное душевное состояние.

Тропинка та не простая, а, можно сказать, даже уникальная – проложена она была в диком, «протоптанном» виде многочисленными отдыхающими пансионата, облюбована и «усовершенствована» парочками, стремящимися к уединению, в поисках которого они умудрялись забираться на самые отвесные склоны над крутым берегом. Несколько лет назад по велению руководства пансионата тропинку окультурили, выложив красной тротуарной плиткой, огородили те самые рискованные места над кручей коваными заборчиками, поставили скамейки для отдыха с панорамным видом, настраивающим на особую романтику, поддержав таким образом, инициативу, проявленную, так сказать, снизу, от народа.

Дорога заканчивалась у центральных ворот и проходной пансионата большим кругом с двумя остановками, расположившимися друг напротив друга для приезда и отъезда пассажиров. На круге разворачивались автобус, ходивший раз в день, и маршрутка, приезжавшая так же: раз в день. Пансионат-то находился в глухомани, далекой от цивилизации, до ближайшего города тридцать километров. В этом-то и состояла прелесть этого почти дикого места, медвежьего угла – в уединенности и великолепной природе, в которую был гармонично вписан пансионат.

Рядом с правой остановкой расположился небольшой магазинчик из желтого кирпича, выполненный в той же непритязательной стилистике, что и пропускной пункт дома охраны на входе. Сдержанно и со вкусом.

А дальше, за левой остановкой для отъезжающих пассажиров, длинным прямоугольником пристроилась охраняемая бесплатная автостоянка. Народ в пансионат приезжал отдыхать далеко не бедный, и многие предпочитали добираться на своих авто.

Надежда припарковалась на автостоянке, вышла, пиликнула сигнализацией, закрывая машину. Затем кивнула и приветливо улыбнулась охраннику, поспешившему выйти из будки на въезде и поздоровавшемуся с ней, и двинулась к проходной.

Гостем она тут была не частым, к тому же деловым, но давним, Надю знали многие работники, а уж охранники так тем более.

– Доброе утро, Надежда Семеновна. Что-то вы сегодня совсем раненько, – выказывая особое уважение, встретил ее у домика проходной один из них.

– Здравствуйте, Андрей Васильевич, – улыбнулась она в ответ, махнула приветливо рукой оставшемуся в будке напарнику охранника и пояснила: – Да вот решила прогуляться немного, полюбоваться вашими красотами.

– А-а… – понятливо кивнул Андрей Васильевич и одобрил данный порыв: – дело хорошее. Над рекой, по бережку, что не пройтись-то, особо утречком. И для здоровья полезно, и для души не вредно.

Дядька был еще тот! Бывший служака, лет шестидесяти, Надюха подозревала, что из гебистов или каких иных органов «веселых», но «сек» он все четко – памятью обладал отменной, мелочей не пропускал, лица запоминал с первого раза и глаз имел хитрющий, с прищуром.

Ну еще бы! Пансионатик-то не из самых простых и доступных – условно на «пять звезд», облюбован для спокойного отдыха многими известными людьми, частенько очень известными, и охрана территории выстроена по высшему разряду – а не для привычного отсиживания форменных пятых точек за мониторами престижа ради. К тому же хозяин этой красоты – ой-ёй-ёй какой товарищ непростой, у него вообще не забалуешь, тем паче если дело касается его собственности.

Впрочем, не об этом.

Этот Андрей Васильевич имел к Надюхе явный мужской интерес и при каждой встрече старался его выказать хоть намеком на известные ему пристрастия дамы, например, такие как прогулки над рекой, или заведя разговор легкий, или каким иным приятным образом, однажды даже букетик полевых цветов презентовал с щедрой улыбкой в придачу. Приосанивался всякий раз, как Надежду видел, втягивал животик, расправлял плечи и старался сказать что-нибудь приятное. Ну так – легко, игриво, без пошлости и ожиданий. Хороший дядька. Да и ей приятно. Он все-таки такой мужичок интересный и моложавый.

Она улыбнулась ему еще разок, кивнула в знак согласия с высказыванием и, проходя через ворота на территорию, подумала, вот и настроение приподнялось – что значит внимание мужчины, даже такое – легкое, без намеков, а лишь подчеркивающее ее привлекательность.

Но, подходя к реке, Надя расстроилась.

Сразу так расстроилась! Ну вообще ужасно! Солнышко припекало крепко так, и совсем весна-весна вокруг, и даже лето вроде как ручкой машет… а от реки на берег наползал тяжелый густой туман!