Мужчина для сезона метелей - Вера Копейко

— Называй меня дядя Александр, — сказал он, впиваясь длинными пальцами в Надино плечо. — Не надо отчества, у нас не принято.

Надя, легонько высвобождаясь, кивнула. Ее чем-то смущал и привлекал новообретенный родственник.

— Дядя Александр, — повторила она. — Хорошо.

Надя закинула голову, чтобы снова увидеть светло-синие глаза, они притягивали ее собственные, темные. Она не знала почему, но ей казалось, что если долго смотреть в них, то она узнает что-то такое… такое…

Солнце слепило, Надя щурилась. Глаза дяди Александра были скрыты полями соломенной шляпы, похожей своими очертаниями на планету Сатурн из учебника по астрономии. Надя поморщилась — через два дня этот человек сядет в свою темно-синюю «вольво» и уедет отсюда, а следом — она с родителями. Только он — в одну сторону, а они — в другую.

— Вы пришлете нам копию генеалогического древа? — спросила Надя.

— Как только его портрет, — он засмеялся, услышав, что сделал ударение в слове «портрет» на первом слоге, — доставят мне. Точно так. — Два пальца, указательный и средний, метнулись к краю шляпы и замерли в шутливом салюте. — Ну, я пошел… ко всем, — сказал он.

Колыхнулась шляпа, будто хотела взлететь, но нет, ничего такого, просто дядя Александр указал головой туда, где суетились ее родители.

— Ага, — сказала она, — я тоже скоро приду.

Долговязый родственник в полотняных шортах и клетчатой рубашке широкими шагами направился к берегу озера. Там, у самой воды, раскрыт походный стол, на низких стульчиках сидят родители и над чем-то смеются.

Дядя Александр подходил к ним все ближе, а Надя ощущала странную тревогу. Словно с каждым Гулливеровским шагом ее привычная жизнь отступала — на такой же шаг. Все ближе к воде, ближе… А ее нынешняя жизнь — все дальше? Еще шаг — и ее жизнь… утонет?

«Ты что! — одернула она себя. — Перегрелась?»

Надя заставила себя засмеяться — вот так, как смеются родители. Но собственный сдавленный смех испугал — он похож на рыдание.

«Перегрелась. Ничего удивительного, — попробовала она успокоить себя. — Такая жара… А дядя Александр свалился как снег на голову. Снег? Почему же он не охладил жару?»

Она отвернулась и посмотрела на поле. Желтовато-синее от спеющего овса и его вечных спутников — васильков, как что-то хорошо знакомое и привычное… как аспирин? — сбило температуру. Медленно, но уже без дрожи в теле, Надя снова посмотрела на взрослых. Дядя Александр, сложившись пополам, опускался на низкий складной стул с парусиновым полосатым сиденьем. Двоюродный брат отца, сын его родного дяди, пропавшего без вести в войну, разыскал их и позвал сюда, в деревню Оляпкино. Откуда, обнаружил он, занимаясь долгими поисками родственников, происходят все Фомины.

Надя смотрела не отрываясь, как плывет его шляпа в жарком густом воздухе, поворачиваясь то к ее матери, то к отцу. Внезапная тревога, причину которой она не понимала, снова заставила ее вздрогнуть.

Но почему? Ведь так здорово: теперь у них в Финляндии есть родственник. Очень скоро они узнают все о своих предках — дядя Александр нашел местного учителя истории, который обещал изобразить со всей возможной точностью генеалогическое древо Фоминых.

Может быть, ей грустно потому, что кончается школьное лето, последнее? Вместе с ним завершается привычная жизнь. Жизнь, в которой она чувствовала себя такой защищенной. А дядя Александр — первое вторжение совершенно другой жизни? И, как всякое вторжение, не важно с какими намерениями, несет с собой перемены?

Но перемены — это же здорово. Дядя Александр пригласил ее приехать на первые студенческие каникулы. Не просто в гости, а поработать в фирме. У него свой бизнес — к нему на рыбалку летят из разных стран любители половить хариусов, кумжу, лосося. В Финляндии сто восемьдесят тысяч озер и километры морского побережья, а еще реки…

— Кумжа? — выхватила она из длинного ряда перечисленных рыб название одной. — Никогда не слышала, — вспомнила она свой восторженный голос.

— Финны называют ее, а также несколько других рыб, одним словом — таймень.

— Такое название мне попадалось.

— Кумжа бывает трех видов, — объяснял он ей несколько минут назад, — есть морская, есть пресноводная — она живет в озерах. А третья — ручьевая. Еще ее называют форелью.

— Так бы сразу и сказали, — фыркнула Надя.

— Моя гостиница для рыбаков — на острове Вимпа. Отличная рыбалка с берега, со скал, с лодки. Ко мне легко добраться из любой точки мира. Я научу тебя, как поставить свое дело. Когда закончишь биологический факультет, то вот здесь, — говорил он ей, тыча длинным пальцем в землю, — ты сможешь устроить такой же бизнес. На земле наших предков.

— Но в этой деревне никто не живет, — сказала Надя.

— Прекрасно! Ты дешево купишь всю деревню.

Надя засмеялась.

— Как это — куплю деревню?

— Просто. У вас тоже будут продавать землю, скоро, я знаю. Я читал в наших газетах. Я дам тебе мальков самых лучших пород. Я думаю, наши предки занимались рыбной ловлей.

Она не спорила, о чем спорить? Все, что он говорит, в будущем. Еще надо закончить школу, получить золотую медаль и поступить в МГУ.

— Не забудь, — шутил он, — тебе понадобится хороший муж. Хочешь, привезу настоящего финского рыбака?

Надя жарко покраснела.

— Нет, — сказала она, — я сама найду мужа…

— Надя! — позвал ее отец. — Иди скорей, мы садимся!

Она молча кивнула, сделала шаг в их сторону и почувствовала странную тяжесть в ногах. Они не хотели идти туда, где за одним столом собрались близкие ей люди.

Как будто чувствовала, что, соединившись, сами того не зная, они перевернут ее жизнь…