Черно-белое мышление. Почему мы стремимся к категоризации и как избежать ловушек бинарной логики - Кевин Даттон Страница 9

Ошеломленный, потрясенный и заинтригованный в равной мере, Радж решает связаться с Джоуи. Бартон в то время любил цитировать Ницше, и пресса ухватилась за это. Возможно, размышлял Радж, более глубокое понимание основных философских принципов могло бы сделать жизнь футболиста лучше. Или, по крайней мере, помогло бы ему понять разницу между футболом и смешанными единоборствами.

К большому удивлению Раджа, Джоуи ответил на его звонок и сказал, что не против узнать о философии больше. Несколько недель спустя Джоуи стал регулярно появляться в кампусе Университета Рохэмптона в Лондоне, на уроках философии на факультете, который несколькими годами ранее основал Радж. Это было немыслимо. Радж превращал «самого плохого человека в футболе», как его однажды описали в газете The Times, если не в самого мудрого, то, возможно, в самого просвещенного.

Я впервые встретился с Раджем в подвале студии звукозаписи в центре Лондона, где я стал гостем на подкасте Джоуи под названием The Edge ^[15]. А Радж, оставивший свои университетские обязанности около года назад, занимал в проекте должность исполнительного продюсера и покручивал ручки и ползунки за стеклом. Тема нашего разговора – темная сторона таланта. Тема, на которой я специализируюсь. Мы все сразу нашли общий язык.

Несколько недель спустя мы начали исследовать область, которую решили назвать иммерсивной философией. Мы сидели и болтали за ужином в ресторане на Лестер-сквер. Наша первая сессия была посвящена Эпикуру и проходила настолько неплохо, что мы даже подумали посвятить все будущие сессии этому исключительно проницательному человеку. Ближе к концу встречи Радж спросил меня, над чем еще я работал в тот момент. Я рассказал ему о черно-белом мышлении.

– Что ж, мы должны где-то проводить линии, – сказал он тогда. – Иначе нам было бы непросто не только что-то заканчивать, но и начинать.

Я согласился и рассказал историю Линн Кимси и ее однолапого кузнечика. Я сказал Раджу, что Кимси удалось доказать вину Винсента Бразерса, потому что она умела разбираться в насекомых как энтомологический ниндзя. Она могла прочертить четкие границы между видами, и это было началом кончины Бразерса. А еще я рассказал Раджу про паркран и лимит участия в пробежках. Я вновь задался вопросом, когда именно нечто обыденное становится важным событием, а черное превращается в белое.

Радж посмотрел на меня, будто я только что отрастил еще одну голову (учитывая ситуацию, это было бы весьма кстати).

– Дорогой мальчик, ты когда-нибудь в своих интеллектуальных путешествиях сталкивался с парадоксом кучи? – спросил он меня. – Думаю нет, но все в порядке. У тебя не было на то причин. Напомни, что ты сказал, когда мы впервые встретились? Ах да, ты сказал, что философия – просто психология без финансирования. Да, чему же, в таком случае, философия может научить психологию?

Парадокс кучи – один из самых дьявольски непостижимых парадоксов, который когда-либо придумывал человек. Он оказался настолько неприступным, что даже сейчас, примерно через два с половиной тысячелетия после его появления, все еще идут споры о том, как его решить. Загадку придумал малоизвестный древнегреческий философ по имени Евбулид, современник Аристотеля, а название она получила от греческого слова soros, что означает куча.

Взгляните на изображения 2.1a и 2.1b ниже. На изображении 2.1а нарисованаа куча песка. На изображении 2.1b – нет.

Пока все идет нормально. Но предположим, что теперь мы согласны с тем, что верны следующие два предположения:

1. Одна песчинка не является кучей.

2. Добавление песчинки не образует кучи.

Внезапно нас сбивает с толку следующая цепочка близких по логике утверждений:

1. Одна песчинка не образует кучи.

2. Две песчинки не образуют кучи.

3. Три, четыре или пять песчинок не образуют кучи… и так далее.

Изображение 2.1a. Куча. Изображение 2.1b: Не куча.

Это означает (см. изображение 2.2 ниже), что с чисто логической точки зрения ни один из приведенных примеров, включая рисунок 2.2d (наша первоначальная куча на рисунке 2.1a) не представляет собой кучу, поскольку в рамках всего пространства как известной, так и неизвестной вселенной нет точного определения количества песчинок, необходимого или достаточного для образования одной кучи. Изображения 2.2c и d могут выглядеть кучей по сравнению с изображениями 2.2a и b. Но мы не можем назвать их кучей, потому что если мы начнем с рисунка 2.2a и будем добавлять к этим песчинкам по одной раз за разом, то, рассуждая логически, если добавление одной песчинки не приводит к образованию кучи, куча никогда не сможет появиться.

Парадокс кучи на протяжении многих лет причинял философам немало головной боли. Ясно, что на рисунке 2.1а изображена куча песка, а на рисунке 2.1b – нет, вне зависимости от математических подсчетов. Но именно тогда, когда мы начинаем уходить от простых куч песка и начинаем заниматься более «серьезным» делом, полным эмоциональных суждений, ставки, как мы уже видели на примере паркрана, становятся заметно и ощутимо выше. Давайте заменим песчинки и кучи, например, жизнью и смертью и вступим в дискуссию об эвтаназии. Существует очевидная разница между британским серийным убийцей, терапевтом Гарольдом Шипманом, который делает смертельную инъекцию ничего не подозревающему пациенту ^[16], и отчаявшимся, скорбящим мужем, который делает то же самое своей измученной болью, смертельно больной жене сорока лет.

Изображение 2.2а, b, с и d

Кто-то скажет, что убийство есть убийство. Но разница все же есть. Как и разница между смертью от передозировки наркотиков и смертью от рака легких, к которому привело курение. Первый случай может стать следствием единичного акта безрассудства, а второй – коварного и затяжного акта смертельно опасного причинения вреда самому себе.

Жизнь складывается из песчинок. Но наше внимание привлекают только кучи.

Сейчас у многих возникает соблазн игнорировать парадокс кучи как какую-то чепуху, но не замечать его не так-то просто. В 1834 году, примерно через два с половиной тысячелетия после того как Евбулид начал считать свои песчинки, немецкий врач Эрнст Генрих Вебер, которого многие также считают основоположником экспериментальной психологии, обнаружил порог различий между явлениями – минимальную единицу того, насколько должен измениться тон, оттенок или физическое ощущение, чтобы человек осознал, что что-то изменилось.