Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение - Дэвид Кесслер Страница 7

Жане рассказал об одном клиническом случае – почти фантастическую историю о женщине-пациентке, которая была зациклена на воображаемых кишечных паразитах; она утверждала, что паразиты постоянно ползают у нее внутри, выгрызая внутренности. Жане предположил, что эта женщина, несмотря на свои страдания и отвращение, испытывала некоторого рода комфорт благодаря воображаемому привычному присутствию этих существ: у нее было нечто стабильное в жизни.

Позднее Джеймс расширил свои исследования экстремальной зацикленности, включив в него общественных деятелей, горячо приверженных социальным или политическим идеям: Дороти Дикс, которая вела рубрику в газете и освещала вопросы половой дискриминации; Генри Берга – он основал общество защиты животных от жестокости; а также Генри Паркхерста, который в одиночку боролся с организованной преступностью и популистскими политиками Нью-Йорка. Эти люди отказавшись от себя, пусть и для благой цели, дошли до болезненного упрямства в своих идеях; их страсти, как определил Джеймс, «показали под микроскопом игру человеческой природы».

Джеймс установил, что у всех людей существует потребность к трансформации персональных изменений, поступающих из «горячей точки» сознания. Он видел это как у пациентов с обсессией, так и у тех, кто был поглощен внешней причиной; он даже определил, что эта потребность лежит в основе религиозного пыла.

«Самые высшие и низшие чувства, полезные и разрушительные импульсы начинаются с относительного хаоса внутри нас», – писал Джеймс в «Многообразии религиозного опыта», книге, где были собраны прочитанные им в 1901 и 1902 годах лекции о природе религии. Джеймс не ссылался на религиозные догмы или на тех, для кого религиозный обряд – просто «скучная привычка», но говорил о том опыте верующего человека, для которого вера в Бога является «внутренней опорой». «Помните, – писал Джеймс, – что смысл заключается в том, чтобы действительно верить». Это вера в ту веру, что имеет смысл.

В то же время Джеймс понимал, что терзания разума непросто преодолеть религией. Одной веры недостаточнно – эмоциональный заряд, который сопровождает веру, не менее важен. Чтобы достичь трансцендентности, утверждал Джеймс, вера должна быть дополнена тем, что он называл «прикосновение взрывной интенсивности».

Серьезный религиозный опыт, добавлял Джеймс, включает «толчок подсознательного, иррациональную часть… жизненные потребности и мистическую сверхверу». Он был первым ученым, который органично связал разум с религиозным опытом – и доказал, что скрытые способности контролируют «чувство единства с силой вне нас».

Джеймс приводит слова святого Августина, описывающего момент, когда он открыл свою собственную непреодолимую слабость: «Новая воля, которая появилась у меня, еще не была достаточно сильной, чтобы преодолеть другую волю, укрепленную длительными поблажками. Итак, эти две воли – одна старая, другая новая, одна плотская, другая духовная – соперничают друг с другом и тревожат мою душу… На самом деле это был я сам в обеих волях, и больше меня было в той воле, которую я одобрял, чем в той, которую я не одобрял. И тем не менее, это я сам позволил привычке получить такую власть надо мной… Я предпринял другое усилие и почти преуспел, хотя я еще не достиг цели». Обращение, утверждал Джеймс, это один из способов, которым человек находит свой путь к счастью, – как это сделал в конечном счете святой Августин.

Хотя религия успокаивает нас, говорит Джеймс, это «только один из многих способов достижения гармонии; и процесс исправления внутренней незавершенности и уменьшения внутреннего разногласия является общим психологическим процессом, который может иметь различные формы…».

И все же, как Аристотель и Платон, Джеймс не мог объяснить патофизиологию захвата. Почему – и как – единственная мысль неосознанно для нас может захватить наше внимание и зафиксироваться в нашем разуме?