Я учусь быть мамой - Лена Никитина Страница 7

– Жаловаться – это уж последнее дело, потому что кому-нибудь скажешь, а тот что-нибудь из жалости подлепит – у тебя уж другое рассуждение будет. Еще жальче себя станет, покажется все не так, как на самом деле. А надо самой рассудить, никого не впутывать в твои с мужем дела. И он также должен не срамить жену, беречь ее от худого слова, от косого взгляда. Друг друга поддерживать надо – вот главное.

– Вышла я замуж в большую деревенскую семью, пришлось приноравливаться, присматриваться. Все в доме подчинялось свекру, без его разрешения ничего не делалось. На жену он никогда не кричал, даже голоса не повышал. Но вот вышло раз, валенки она подпалила случайно. Он в сердцах: и такая ты, и сякая – нашумел на нее. Она в ответ – ни словечка. А утром рано-рано слышу: «Бу-бу-бу…» – ее голос! Я прислушалась: «Что же ты меня осрамил и себя потерял: дети кругом, сноха молодая, а ты при всех меня честишь. Эдак они нас с тобой и в грош не будут ставить. Ты бы смолчал али бы уж во двор вышел, там на Буренку изругался бы, коли невмоготу. А то стыд и срам-то какой…» Она ему вычитывает, а он кряхтит, молчит. И получается у нее как-то не нудно, не обидно, а будто даже ласково: втолковывает она ему, объясняет, почему лучше так делать, а не иначе. И поняла я: настоящая-то хозяйка в доме – мать! А никто об этом и не догадывается.

– А женщина и должна быть артисткой, без этого нельзя… Ну чего смеетесь? Не артисткой, так дипломатом. И вовсе это не обман, а «военная хитрость». Вот мы в первое время часто ссорились. Он устанет, бывало, нервы взвинчены, а мне хочется, чтобы по-моему было. И – скандал. И вот муж стал меня просить: когда он в гневе, не перечить ему, хоть сквозь слезы, да улыбнуться. А когда «туча» пройдет, настаивать на своем, сколько мне угодно, – он всегда мне повинуется. Стала я хитрее, последовала его совету, и кончились наши ссоры да мои слезы.

– Я общественница была – страсть! До сих пор по собраниям больше бегаю, чем дома сижу. Вот, бывало, придешь домой, а он злой: «Где была?» И пойдет, и пойдет! А я молчу. Остынет он, я ему: «Ты что же, хочешь, чтобы я к дому привязанная была? Так и пеньком стану замшелым – тебе же скучно будет». А потом-то он уж сам мне напоминал: «У тебя нынче собрание, что ли? Так иди уж…»

– Жене от мужа отставать никак нельзя. Только теперь что-то наоборот пошло: чаще он от нее отстает. Забывают мужья, что женщины-то теперь другие стали. Кто из них это понимает да хоть немного впереди жены по жизни идет, там и в семье все ладно бывает. А там, где жена верх взяла, а он в отстающих ходит – беда: она его уважать перестает, а он злится. Что ни говори, а в каждом из них мужская гордость есть. Нам, женам, ее щадить надо, да ведь и мужьям терять ее нельзя. У нас соседи молодые, ему всего 23 года, а он знает только одно: с работы придет, пообедает, отдохнет и на целый вечер во двор – в карты играть. Жена у него веселая была, работящая, а теперь смотрю: хмурая какая-то, усталая вся. Неинтересно ей с ним, того хуже – стыдно за него, а он и не чувствует, что жену теряет.

– Что страшно в семье, так это когда один мается, а другой как сыр в масле катается. На одном человеке ездить нельзя – на этом счастье не построишь. Семейный воз только тогда легок, когда «муж за гуж, а жена за другой». А если один в хомуте, а другой лишь подгоняет, толку не будет. Жалеть друг дружку нужно, помогать, чтобы было в доме всегда тепло и сердечно, чтоб каждому в дом хотелось, а не из дому…

Идет себе разговор, неторопливый, негромкий, но чувствуешь за каждым сказанным словом много передуманного, пережитого, выстраданного. Не знали эти женщины про «совместимость». Они ее сами, своими сердцами сделали, своими руками вынянчили.

Звенят новые и новые свадьбы, поднимаются тосты и сыплются на молодых самые добрые пожелания. И почти в каждом – слово «счастье». И мы пожелаем им счастья – не свалившегося с неба, а рукотворного…

«Горько!» – кричат за свадебным столом, и молодые смущенно целуются. Ну не странный ли обычай: то, что касается лишь двоих, делать беззащитно открытым перед чужими любопытными взглядами подвыпивших людей? А мне этот неловкий поцелуй почему-то кажется почти символом супружеской жизни: горько – а вы поцелуйтесь; страшно – а вы обнимитесь; трудно – а вы посмотрите в глаза друг другу и найдите опору во взаимной нежности, ласке, доверии. Тогда все можно одолеть. Даже если размолвка, обида, даже когда горько друг от друга – выстоят те, кто сумеет справиться с собой, и встать рядом, и вспомнить, как все начиналось…

А с чего все начинается?

Вот передо мной Он и Она: решили пожениться, пришли посоветоваться. Я смотрю на них с сожалением: зеленые еще совсем, ему только 18 – куда же так рано? Не выдерживаю, спрашиваю об этом. В ответ удивленный взгляд: «Мне уже 18. И потом: разве зрелость определяется возрастом?» – «Но вам еще учиться и учиться!» – «А мы друг другу поможем». – «Но ведь вы так мало еще знакомы. Зачем торопиться?» – «Я думаю, что узнать человека можно и за день, а можно и за годы не узнать, это же не от времени зависит. Вот сколько вы сами были знакомы до женитьбы?» – «Полгода. – (Меня саму это удивляет: всего полгода?) – Но мы были старше! И так понимали друг друга с самого начала!» – «И мы тоже. Между прочим, разве хуже было бы, если бы вы встретились и поняли друг друга раньше?» – «А на какие же средства…» – «Это решено, – торопливо перебивает он, – мы будем зарабатывать сами. Она будет работать на полставки, я тоже договорюсь о вечерней работе». – «А вы подумали о том, что у вас может появиться…» – «Ребенок? Ну и что? Это нас не пугает. Вы семерых не испугались, а почему мы…» – «Но мы же были старше! А ты еще совсем мальчишка!» У меня срывается голос (хоть бы не расплакаться!). Он смотрит на меня участливо: «Я уже вырос, мама».

Ну да, это мой сын и его… невеста. Это не укладывается в голове, этого не может быть! Однако вот же они передо мной: она – смущена, он – натянут как струна, готов защищать ее и себя перед всем белым светом, готов ответить на любой вопрос (он так и сказал: «Ты спрашивай, что хочешь»), готов ко всему…

– Я так и думал, что ты сначала удивишься, даже расстроишься, а потом будешь беспокоиться, пока не поймешь…

«Дурачок, – думаю я с отчаяньем, – какой же ты дурачок еще». Но говорю другое:

– Ты прав: удивилась, расстроилась и буду беспокоиться – всё так. Но дайте же мне время, чтобы понять!

Этот разговор был месяца за четыре до свадьбы, и все это время острое беспокойство не покидало меня: вмешиваться в происходящее не могу, пока не разберусь, а как разобраться?

– Доигрались со своей самостоятельностью, – мрачно комментирует создавшуюся ситуацию моя родня. – Все дозволено: хочу – женюсь, хочу – развожусь. Пустили вы с отцом всё на самотек. И никто ни за что не отвечает…

Слышать это мучительно, но, может быть, и правда проморгали мы что-то?

– Что ж ты молчишь? – упрекаю я мужа, но тот невозмутим:

– Словами тут не поможешь. Да и что пугаться раньше времени? Парень он толковый, давно сам за себя отвечает – вполне взрослый человек.