Законы естественного развития ребенка - Селин Альварес Страница 64

Любовь и другие названия, которые мы даем этому чувству, — альтруизм, доброжелательность, толерантность, доверие, великодушие, сострадание — это не педагогические приемы. Это залог здоровья, ума, высших моральных и социальных качеств, стабильности и эмоциональной зрелости, энтузиазма и креативности. Любовь и ее проявления необходимы всем, кто стремится к гармоничному и плодотворному развитию человечества. Мы не можем развиваться в среде, которая разделяет нас и настраивает друг против друга. Это противоречит физиологии, потому что тогда у нас нет главного: тепла и защиты большой человеческой семьи.

В Женвилье мы старались воссоздать это чувство «единства». Там не было учителя и учеников: только дети и взрослые на пути индивидуальной и коллективной самостоятельности. Дети никогда не называли меня «учительницей», а я их «учениками». Мы всегда звали друг друга по имени. Ни у кого не было права судить другого, даже у взрослого. Мы проводили наши дни в большой семье, которая желала каждому самого лучшего и помогала этого достигнуть.

Такое «горизонтальное», гармоничное функционирование не устанавливается за два дня. Некоторые дети до этого целый год ходили в традиционную материнскую школу, и им нужен был еще один год, чтобы понять себя. Привычные к вертикальной системе, где жизнь класса регламентируется директивами и оценками взрослых, некоторые дети оставались «привязаны» к нашему суждению, ждали замечаний или похвалы. Приспособиться к горизонтальному функционированию им было очень трудно. Когда в 2013 году я готовилась к своему выступлению TEDx ^[155], я долго не решалась говорить об этом явлении, которое меня удивляло в тот первый год. Но сейчас я поделюсь с вами случаем, который глубоко меня задел.

В начале эксперимента в 2011 году класс состоял из детей двух возрастных групп: младшей и средней, трех и четырех лет. Дети средней группы уже имели традиционный «опыт» материнской школы. Но теперь они могли свободно выбирать себе занятие. Я ожидала, что четырехлетние дети будут более самостоятельными, чем малыши. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что большинство малышей, раньше не ходивших в школу, находили себе дело и занимались им радостно и увлеченно, тогда как старшие дети не видели в этом смысла и интереса. Если бы мы им не подсказывали, они не знали бы, чем заняться. Мало того, они боялись сделать неправильный, в моих глазах, выбор. Закончив задание, они жадно ловили мой взгляд, подходили ко мне и спрашивали: «Селин, так хорошо?» Они искали внешнего одобрения, но я отвечала: «А ты сам доволен своей работой? Будешь продолжать или остановишься на этом?» По их удивленному взгляду я видела, что моя реакция их смущает.

Некоторым детям удавалось быстро разорвать эту зависимость, и они возвращались к своей работе, полагая, что могут пойти дальше и сделать лучше. Они сосредоточивались и добивались успеха. Этого бы не случилось, если бы я просила их об этом. Они сами решали, что это необходимо. Такие дети вскоре становились самостоятельными: иногда они подходили ко мне с улыбкой, чтобы показать свою работу, уже не ожидая ни осуждения, ни похвалы, — просто чтобы я посмотрела. Что я и делала; я радовалась искренне, но нейтрально, то есть описывала то, что видела, не давая этому оценки: «О-о-о… Ты раскрасил всю мандалу синим, красным и фиолетовым! Ты доволен?» Они кивали, широко улыбаясь, и отправлялись продолжать свою работу.

Конечно, детям необходим наш взгляд, и они его требуют: «Мама, смотри, смотри! Я стою на стволе дерева!» Но важно не сделать их зависимыми от нашей похвалы. Скажите: «Я вижу», вместо того чтобы оценивать. В Женвилье мы радовались, когда дети сами были довольны собой. Мы не говорили «Это хорошо», что быстро делало их зависимыми. Мы описывали то, что они сделали: «Ты залез на ствол дерева и держишь равновесие! Вау! Я вижу, ты рад, а я рада за тебя!» Важно поддержать энтузиазм ребенка, радуясь вместе с ним.

Проходили недели, и я замечала, что некоторые дети из средней группы стараются стать «любимчиками». Они не умели ориентироваться на свои желания и получать удовольствие от самостоятельной работы без моего одобрения. Я как сейчас вижу, как они отрываются от задания и вскакивают, когда я прохожу рядом, в надежде, что я скажу «Хорошо!». Но я этого не делала. Тогда они шли за мной, думая, что я, возможно, не заметила их, и спрашивали: «Селин, я хорошо сделал?»

Мне казалось, что для некоторых из таких детей время было упущено. Чем дольше они оставались «отличниками», первыми отвечавшими на вопросы и просьбы старших, тем труднее им приходилось при выборе занятий и собственной оценке результата. Я замечала, как они следят за выражением моего лица, и старалась выглядеть совершенно нейтральной. Некоторые дети страдали из-за этой ситуации.

Я вспоминаю об этом с комом в горле. Им было по четыре года, но они были в полном разладе с собой, зависимы от мнения взрослого и страстно желали не узнавать новое, а сделать лучше, чем сосед, и получить очередную похвалу от учительницы. А в это время малыши сидели в своих уголках, погруженные в занятия, и не обращали на меня внимания, развиваясь в своем ритме, с радостью, сосредоточенностью и жаждой знаний.