Куда делся секс? - Арина Холина Страница 6

Квадратное, из неопрена, на графичных рукавах геометрические вырезы? Отрубить ей голову, она неженственная!

Ну, давайте, скажите, что девушки так одеваются для себя. Я даже поверю, что девушка лет двадцати, в юбке, которая меньше трусов, и в почти невидимом топе, через который просвечивает не только грудь, но и гастрит, одевается «для себя». Потому что это новое поколение – им все равно. Она, наверное, даже не делает вид, что ей хочется секса. То есть, может, и да, но она просто считает, что может одеваться как хочет – а сегодня ей захотелось вот так. Но не будем себя обманывать: женщины за тридцать воспитаны так, чтобы подстраиваться под мужчин. У них так много стереотипов, начиная с Золушки и заканчивая «Титаником», что их хватит еще на одну галактику – если бы в ней на каждой планете была разумная жизнь. Точнее, неразумная. А мужчины определение «неженственная» используют, когда хотят обидеть. Причем я вот лично не уверена в том, что мужчины сами понимают, о чем речь. По-моему, им просто кажется, что женщин это почему-то унижает.

Но правда в том, что если любая женщина, хоть в строительном комбинезоне, измазанном краской и побелкой, подойдет к мужчине и скажет: «Слушай, мы взрослые люди, чего мы будем друг другу головы морочить – давай возьмем бутылку вина и выпьем ее в такси по дороге к тебе домой, чтобы заняться сексом», – любой побежит за этим вином. Вызывая на бегу такси. Может, женщин и больше, чем мужчин (в некоторых странах), но мужчин, которые хотят секса, во много-много раз больше, чем женщин. Не зря же в секс-клубах с женщин не берут плату за вход. И обратите внимание: если говорить о проституции, то это мужчины готовы платить за секс – не женщины. Так что если какая угодно женщина возьмет мужчину и начнет заниматься с ним сексом хоть время от времени – он будет сидеть у нее в ногах и скулить от счастья, даже если она будет валяться на диване в замусоленных спортивных штанах и потной футболке, вся в чипсах и обертках от творожных сырков.

А девушки все наступают своими невыносимыми босоножками на длинные подолы из кисеи, в полной уверенности, что именно этот трепетный образ нежного лютика и влечет к ним самцов.

Нет. Самцов влечет то, что у девушек между ног. Ну, к этому потом, конечно, они хотят и ум, и вкус, и всякую там образованность, но первым делом люди хотят совокупляться, а не пялиться на всякие там наряды #gabbanafamily или их заменители.

Ладно, некоторых мужчин такой образ, конечно, привлекает. Не такой, что создают Стефано Габбана и Доменико Дольче. Парни, кстати, вообще о другом нам говорят. Они-то как раз знают толк в знойных, спелых и властных итальянских матронах, которые выглядят как секс-бомбы в трауре – и держат в лютом страхе всю свою семью, особенно сыновей, которые живут с мамочками, пока те насильно не женят их на ком-нибудь. Тут совсем другая основа – речь как раз о женщине, которая сексуальность едва сдерживает только потому, что уверена в собственном превосходстве над мужчинами.

Русские мужчины, которых привлекают русские женщины в амплуа Ассоль, ждущей годами великой любви, – это как раз те, что «едят салаты». Неуверенные и скучные. Или такие, которые видят женщину, готовую на любые условия, лишь бы ее за ручку подержали. Или ради статуса в фейсбук, сойдет даже «все сложно» (если он женат). Женственные-преженственные привлекают только тиранов или просто му… ну этих, которых нельзя называть полностью в массмедиа.

Уже можно, наконец, это понять?

Я ничего не имею против платьев в пол или всяких там воздушных одеяний, и даже каблуки – довольно смешная штука (если только их не носить), но это может быть образом на один день, а не способом жить. Даже мода 1950–60-х, такая популярная в последние десять лет, – это же игра, маскарад. Мол, теперь мы, женщины, так одеваемся не потому, что хотим угодить мужчинам, как раньше, а потому, что мы можем быть акулами и при этом носить что-то такое очень забавно-женственное в духе степфордских жен. Но это типа шутка. А все решили, что всерьез.

Очнитесь, девушки. Пародия хороша, только если в ней есть юмор. А без иронии она превращается в глупое кривляние.