Всё сложно - Харриет Лернер Страница 6
Всё сложно - Харриет Лернер читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Мой отец, который так мастерски владел словом, боялся его. «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь», – говорил он мне, когда я предлагала ему высказаться. «Но, папа, – протестовала я даже в детстве, – слова можно брать назад». Я никогда не понимала логику этой пословицы. Нет, конечно, мы не способны проглотить свои слова обратно, будто прокрутив назад кинопленку, но я знала, что их можно брать назад, потому что сама так делала постоянно. Сначала выпаливала, а потом извинялась, и конфликт исчерпывался.
Но отец так и не понял разницы между неконструктивной ссорой и отстаиванием своей твердой позиции. В отношениях со всеми главными людьми в своей жизни он занял обезличенную позицию, имея в виду, что он может поступиться личными желаниями, убеждениями, приоритетами и ценностями под давлением ситуации. Отец предпочитал отношения в ущерб собственному «я», и эта модель зародилась задолго до того, как он познакомился с Роуз и женился на ней.
Мои родители естественным образом дополняли друг друга. Старший ребенок в семье, моя мама была лидером среди братьев и сестер, тогда как мой отец в своей был ведомым. Даже в подростковом возрасте он так часто ходил по пятам за старшей сестрой, девочкой с сильным характером, что их нередко принимали за влюбленных. Уже с одной только этой точки зрения вполне объяснима та легкость, с которой Роуз взяла на себя роль лидера, а Арчи – подчиненного. Но порядок рождения – лишь один штрих в богатой палитре семейной жизни, который сам по себе не может объяснить крайней степени приспособляемости моего отца.
И Арчи, и Роуз были детьми евреев-иммигрантов из России, столкнувшихся с огромными трудностями. Оба обожали матерей и не имели близких отношений с отцами. Обоих матери выделяли среди других своих детей. Но вместе с тем положение, которое каждый из моих родителей занимал в эмоциональной жизни каждой семьи, было очень разным.
Роуз росла ответственной «хорошей девочкой», из всей семьи имевшей самые близкие отношения с мамой. По характеру она принадлежала к тому типу людей, которым нужно все время кого-то опекать, и она практически в одиночку воспитала троих своих младших братьев и сестру после того, как ее мать умерла в 44 года от туберкулеза. Необходимость заботиться о младших давалась Роуз легко: она молча и безропотно делала все, что нужно. По ее словам, она никогда не была ребенком.
Эти факты могут создать представление о жизни Роуз как полной лишений, но в воспоминаниях мамы о своем прошлом нет и намека на жертвенность или жалость к себе. Скорее, она рассказывает о родственниках с любовью и теплотой, что вызывает только чувство гордости за то, что и ты принадлежишь к ее замечательному клану – большой и пестрой семье. Чем труднее были обстоятельства, тем крепче становилась эта несгибаемая сплоченная семья иммигрантов. Их девизом было: «Семья – это все».
В семье Арчи с трудностями, вызванными иммиграцией, справлялись совершенно иначе. Члены семьи, оказавшись в новой стране, будто воспроизводили пережитые лишения, превращая пассивное в активное, то есть перенося модель потери на семейные взаимоотношения. Того, кто выходил из себя, исключали из семьи, и он никогда больше в нее не возвращался. Тех, кто отличался от прочих, также не терпели. Если вам случалось поругаться с одним из членов семьи, этот человек уже не мог вас простить, никогда не разговаривал с вами и даже не признавал вашего существования. Учитывая, что отец наблюдал в семье – своей первой и наиболее влиятельной социальной группе, – неудивительно, что его девизом стала пословица «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь».
Арчи, средний из троих детей, тоже был любимчиком своей матери. Но он не занимал в семье ответственного положения. Судя по всему, с ним нянчились, баловали и не отпускали далеко от дома. Безусловно, сильная привязанность моей бабушки к нему во многом объяснялась тем фактом, что она была отрезана ото всех членов собственной семьи, а позже – от отца Арчи и своей единственной дочери. Арчи и его мать срослись, как сиамские близнецы.
Арчи был преданным сыном. Именно ему мать уготовила роль своего знаменосца, с ним отводила душу, и именно он был ее верным союзником в борьбе против собственного отца во время их недолгого и несчастливого брака. Арчи не помнил, чтобы хоть раз сказал своей матери «нет» или: «Ты знаешь, мама, а я вижу ситуацию по-другому». «Ты хоть раз не согласился с ней или выразил собственное мнение?» – спросила я его. «Нет, – ответил он. – Никогда. В этом не было смысла».
Возможно, демонстрация собственного голоса в семье моего отца считалась актом протеста и измены, влекшим за собой риск отчуждения. Арчи был свидетелем того, как однажды его старшая сестра бросила вызов матери и была за это отлучена от семьи. Отношения, ожесточившиеся в новой стране, объединяла история горя и потерь, которые никогда не обсуждались и даже не упоминались. Так, никто никогда не спрашивал бабушку о ее семье и не интересовался событиями из ее прошлого, о которых сама она не говорила. И всякий раз, когда один из членов семьи отца отказывался признавать мнение другого, возникал эмоциональный накал.
Когда мой отец женился, ситуация усугубилась. Роуз, обладавшая приветливым нравом и хорошо ладившая со всеми, возненавидела мать Арчи. Она обвиняла ее в том, что та испортила характер сына, избаловала его и что она слишком властная. Пока напряжение между двумя главными женщинами в жизни отца нарастало, он совершенно не мог понять, как определить свою роль в этом треугольнике. Его мать просила: «Пришли денег!» Роуз заявляла: «Мы не отправим деньги. Нам самим не хватает». Его мать говорила: «Вы должны переехать в Калифорнию, чтобы помогать мне». Роуз отвечала: «Мы не уедем из Бруклина». Арчи, не умевший разговаривать ни с одной женщиной в элементарнейших обстоятельствах, разрывался между преданностью обеим, и это парализовало его. Оказавшись в таком интенсивном эмоциональном поле, он не мог понять, каково же его собственное мнение. Мысль об отчуждении либо от матери, либо от жены была невыносимой, но он чувствовал, что должен выбрать между ними. Он «решал» проблему, говоря «да» обеим (или, по крайней мере, не говоря «нет»), а затем потихоньку пытался успокоить каждую из них.
Например, когда наша семья гостила у его матери в Лос-Анджелесе, та настаивала, чтобы Арчи искал там работу, потому что хотела, чтобы он жил рядом с ней на Западном побережье. Каждое утро он надевал парадный костюм и говорил ей, что отправляется на поиски работы. На самом же деле он садился в автобус, ехал в парк и возвращался уже вечером. Моя мама была так расстроена этим фарсом и так злилась на свекровь, которую винила в поведении Арчи, что собрала чемодан и полетела в Сиэтл – пожить у подруги. Мне тогда было всего четыре года, но я помню это ужасное напряжение между ними. Моделью поведения Арчи стало притворство, а не выражение личного мнения. Он вступил в конфронтацию с обеими женщинами своей жизни, не делая этого напрямую. И поступая так, потерял самоуважение.
Отношения требуют взаимных уступок, но, когда один из партнеров в браке или семье уступает сверх справедливой доли, возникает проблема. Если роль подстраивающегося партнера берет на себя женщина, она иногда очень страдает и в конечном итоге приходит в кабинет психотерапевта со словами: «Что со мной не так?» (а не «Что не так с этими отношениями?»). Но она не думает о том, что значит быть женщиной. Она делает то, что принято в культуре, даже если в наше время это иногда выглядит как карикатура на женственность. По этой причине цена молчания и предательства своего «я», отказа от разговора, действия или ясного формулирования мыслей, от отстаивания своей позиции – этих актов самопожертвования – может на текущий момент ощущаться не так уж остро. Будучи миротворцем, умеющим приспособиться к обстоятельствам, более устойчивой из двух раскачиваемых штормом лодок, она просто делает то, что всегда делали женщины.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии