Интегральная психология. Сознание, Дух, Психология, Терапия - Кен Уилбер Страница 52

Культурная эволюция

Эволюция в культурной сфере — весьма деликатная тема, где при отсутствии осторожности возможны злоупотребления. Тем не менее, свидетельства в пользу ее существования продолжают накапливаться, и многие теоретики уже признали ее в той или иной ограниченной форме. (Как мы видели в главе 4, зеленая «матрица» в течение нескольких десятилетий успешно боролась против эволюционного мышления в академических кругах, основываясь на вполне понятной озабоченности возможными злоупотреблениями. Однако дальнейшее развитие удачно сочетало «зеленую» чуткость с плюрализмом точек зрения мышления второго порядка). В недавнее время культурную эволюцию разными способами отстаивали Джеральд Хёрд, Майкл Мёрфи, В. Г. Рансимен, Шиширкумар Гхоше, Элистер Тейлор, Джин Хьюстон, Дуэйн Элджин, Джей Ирли, Даниел Деннет, Юрген Хабермас, Роберт Белла, Эрвин Ласло, Кишор Гандхи и многие другие.10

Образцом здесь следует считать новаторские исследования Яна Гебсера: по его мнению, культурные мировоззрения эволюционируют от архаических к магическим, мифическим, ментальным и интегральным (это его собственная терминология, см. таблицу 9б). Выдающаяся работа Гебсера «Вездесущая первопричина», [36]безусловно, представляет собой один из самых блестящих обзоров культурной эволюции, и, на мой взгляд, ни одна интегральная теория не может надеяться на успех без учета его тщательно обоснованных выводов. Однако следует заметить, что «интегральная структура» Гебсера относится, в основном, к общей зрительно-логической волне и, практически, не учитывает более высокие, подлинно надличностные стадии (психическую, тонкую, каузальную и недвойственную). С этим согласен и основной американский интерпретатор идей Гебсера, Георг Фойерштейн: «В этом вопросе я должен встать на сторону Уилбера. Я полагаю, что у нас есть достаточно данных, чтобы можно было подразделить широкий спектр того, что считалось бы духовным опытом, на три основные категории: преимущественно психические феномены (я предпочитаю термин психосоматические), каузальные феномены (я предпочитаю термин психодуховные) и недвойственные феномены (я предпочитаю термин духовные)».11 Таким образом, общий спектр по Фойерштейну включает в себя архаическое, магическое, мифическое, ментальное, интегральное, психическое, каузальное и недвойственное, что гораздо ближе к полноспектральному представлению, чем модель Гебсера. Тем не менее, в том, что касается среднего коллективного развития — от архаического к магическому, мифическому, рациональному и интегральному — модель Гебсера остается непревзойденной.

Наиболее утонченной из современных попыток проследить социокультурную эволюцию остается проект Хабермаса, направленный на реконструкцию исторического материализма на основе универсальной прагматики и теории коммуникативных действий. Огромное преимущество формулировок Хабермаса состоит в стремлении к всестороннему охвату — с точки зрения всех секторов и почти всех уровней (см. табл. 10). Мы уже видели, что основным недостатком его подхода является неадекватное освещение дорациональной и надрациональной областей, что, к сожалению, делает его схему неустойчивой в отношении как природы, так и духа. Однако в том, что касается промежуточной области ума, выводы Хабермаса имеют чрезвычайную ценность.

К счастью, ряд теоретиков, в равной мере знакомых и с более высокими уровнями сознания, использовали свой опыт для того, чтобы проследить эволюцию сознания в целом. Здесь можно особо упомянуть работы Джина Хьюстона (особенно его превосходную книгу «Жизненная сила», [37]частично основанную на важных исследованиях Джеральда Хирда; см. таблицу 9а), Дуэйна Элджина (чья книга «Пробуждающаяся Земля» [38]представляет собой мастерски выполненный обзор эволюции сознания; см. таблицу 9б) и Алана Комбса (единственная причина, по которой я не включил Комбса в таблицу, состоит в том, что его прекрасная книга «Сияние Бытия» [39]— это резюме и обзор модели Гебсера/Ауробиндо/Уилбера, содержащий оригинальные догадки, но не предлагающий радикально новой последовательности стадий развития — хотя Комбс и предлагает собственную модель).12

Несмотря на то, что вышеупомянутые ученые внесли незаменимый вклад в наше понимание социокультурной эволюции, сама эта тема в целом остается весьма проблематичной для многих теоретиков — особенно для либералов (которые усматривают в ней маргинализирующие тенденции), традиционалистов (которые не понимают, почему современная «эволюция» до такой степени забыла о религии) и романтиков (которых нередко верят, что «золотой век» человеческого общества остался в прошлом). Поскольку эволюция составляет одну из важнейших частей — некоторые сказали бы, самую важную часть — современного научного мировоззрения, то если мы действительно хотим соединить в своем подходе до-современность, современность и пост-современность, нам нужен способ поместить теорию эволюции в такой контекст, который бы отдавал должное ее истинам, одновременно ограничивая ее злоупотребления.

Пять важных советов

Важнейший вопрос состоит в следующем: попытка представить культурную эволюцию и морфогенез в качестве объяснительного принципа в человеческой истории сталкивается с теми же серьезными возражениями, которые заставили традиционалистов, романтиков и либеральных социальных теоретиков отвергать эту идею. Иными словами, если эволюция действует в человеческой сфере, то как мы можем объяснить Освенцим? И как мы осмеливаемся судить, что какие-то продукты культуры более развиты, чем другие? Как мы осмеливаемся подобным образом ранжировать ценности? Что это за самонадеянность?

Например, традиционалисты и современные представители вечной философии не могут верить в культурную эволюцию из-за таких ужасов современности как Освенцим, Хиросима, Чернобыль. Как мы можем утверждать, что происходит эволюция человека, если она порождает таких монстров? Лучше уж совсем отрицать эволюцию, чем быть вынужденным объяснять эти кошмары.

С другой стороны, романтическая критика эволюции использует, казалось бы, всеобщую человеческую симпатию к временам, предшествовавшим сегодняшним беспорядкам. Первобытные люди, в целом, не страдали от бедствий современности — никакого промышленного загрязнения окружающей среды, почти полное отсутствие рабства, крайне редкие споры о собственности и т. д. Разве по любым меркам качество нашей жизни не ухудшилось? Не пора ли вернуться к природе, к благородной дикости и, таким образом, найти более подлинную самость, более справедливое общество, более богатую жизнь?

У либеральных социальных теоретиков также есть все основания в ужасе отшатываться от понятия культурной эволюции. Ее невероятно грубые формы, наподобие социального дарвинизма, не просто лишены сострадания; гораздо страшнее, эта разновидность вульгарного «эволюционизма», оказавшись в руках моральных тиранов, способна дать именно те губительные и варварские образцы сверхчеловека, доминирующей расы, грядущих людей-полубогов, которые леденящей поступью войдут в историю, запечатлеют свои убеждения на истерзанной плоти миллионов, воплотят свою идеологию в газовых камерах и сделают их средством решения всех проблем. Естественно, что либеральные социальные теоретики, реагируя на подобные ужасы, склонны видеть в любой «социальной иерархии» прелюдию к Освенциму.