Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию - Лори Лэйтон Шапира Страница 5

Аполлон появился как воплощение истины и красоты, отчуждения и объективности: он — тот, кто стрелял издалека. Он утверждал ценность абстракции и самопознания. В классические времена сфера влияния Аполлона расширилась: она включала в себя законотворчество, музыку, поэзию, астрономию, математику, научную медицину и философию, на своем пике ассоциируясь с именами Пифагора, Сократа и Платона [29].

Здесь мы видим переход от старого матриархального порядка к новому, патриархальному. В течение всего классического периода Аполлон правил как самый греческий из всех греческих богов; а Дельфы стали первым религиозным центром в Греции.

Но что же стало с первобытной богиней-матерью? Автор классических древнегреческих трагедий Эсхил обращается к этому в пьесе «Эвмениды», последней части своей трилогии «Орестея». В ее сюжете показан путь, который прошел Орест, чтобы убить свою мать Клитемнестру и таким образом отомстить ей за убийство своего отца Агамемнона. Но фактически цель этого повествования заключается вовсе не в том, чтобы определить вину или невиновность Ореста. В нем происходит поиск того, какой закон будет преобладать — патриархальный или матриархальный.

Гилберт Мюррей так описывает закон матриархата:

«Когда бы ни пролилась праведная кровь, сначала возникает позорное пятно, прежде всего на лице Матери-Земли. Оно пачкает ее лицо, и тогда она из своих недр извергает наказание, насылая опустошение, язвы и болезни, — так же, как обычно давала невинным жизнь и поощряла плодородие. Таким образом, мы можем видеть, что благословение, как и проклятие, находится во власти хтонического народа, „мертвого“ народа, Эриний и Матери-Земли. Их могут сдержать только те, кто насылает благословение и проклятие.

Существует закон: „Тот, кто делает, должен страдать“. Это закон природы, такой же, как оплодотворение, или созревание, или же возвращение весны; такой же, как ежегодное возрастание и убывание солнечного света. Ибо убывание света — это, по сути, наказание за гордыню, которую создает Солнце, находясь в зените… Закон, гласящий „кровь за кровь“, — то есть что за гордыней следует падение, а грех порождает наказание, — остается непреложным законом природы, и Эринии стоят на его страже…

Закона […] Эриний нельзя ни понять, ни избежать. Он просто действует» [30].

В «Эвменидах» фурии поют:

Заведем хоровод! Наступила пора!

Мы ужасную, страшную песню начнем,

Мы расскажем о власти своей роковой

Над людскими делами.

Справедливыми судьями быть мы хотим:

Тот, чьи руки чисты,

Чья душа не запятнана мерзкой виной,

Пусть живет беспечально. Вовеки его

Наш губительный гнев,

Наша ярость святая не тронет.

Но когда человек, вот как этот беглец,

Прячет руки, преступно пролившие кровь,

Мы правдивым свидетельством тех, кто погиб,

Пособим, и с убийцы за боль мертвецов

Полной мерой потребуем платы [31].

Эсхил писал в самом начале новой эры. Для него Зевс, отец и правитель Вселенной, был основателем нового мира, обещающим разорвать бесконечную цепь древней слепой мести. «Зевс, который познает и понимает, — это тот же самый Зевс, который может прощать грешника» [32].

Здесь видны основные черты новой идеи — искупление через осознание. В «Эвменидах» искупляющий бог — это сам Аполлон, божественный пророк, возвещающий откровения Зевса [33].

Афина возглавляет суд над Орестом, при этом Аполлон и фурии соответственно являются свидетелями обвинения и защиты. Однако суд превращается в противостояние полов, повторяясь в противостоянии имен и названий. Аполлон принуждает фурий, угрожая им изгнанием:

Вон! Я велю вам тотчас удалиться вон,

Велю покинуть стену прорицалища.

Не то змея, сребристая, крылатая,

С витой золотострунной тетивы слетев,

Заставит вас извергнуть пеной черною

Всю выпитую вами человечью кровь.

Сюда не приближайтесь. Ваше место там,

Где, правя суд, срубают людям головы…

В жилище льва, в пещере окровавленной

Пристало б вам укрыться, а не в храм входить,

Позоря достославное святилище.

Ступайте прочь, да сами, без погонщика:

Пасти вас никакой не согласится бог [34].

Обвинение фурий заключается в том, что именно по воле Аполлона Орест совершил убийство и что именно он виноват в самом гнусном из всех грехов, совершенных против Матери-Земли, — в убийстве матери:

Так эти боги поступают новые,

Они теперь сидят на троне Правды,

И залит кровью трон.

Вверху, внизу — повсюду сгустки крови.

Очаг священный свой

Он запятнал. О, горе! [35]

Взаимные обвинения продолжаются до тех пор, пока судьи не решают бросить кости, чтобы определить их справедливость. Кости выпадают нейтрально, но один голос все-таки остается. Афина голосует за то, чтобы освободить Ореста, тем самым поддерживая новый патриархальный порядок. Она объясняет это так:

Ведь родила не мать меня. Мужское имя

Мне ближе и дороже. Только брак мне чужд.

Отцова дочь я, и отцу я предана [36].

Эринии так отвечают на это обвинение, направленное против них:

Мне ли обиду стерпеть!

Мне ли, старухе седой,

В черные недра земли

Нынче с позором уйти!

Гнев распирает грудь,

Рвется наружу гнев,

Сердце сковала боль.

Мать моя, Ночь, ты слышишь?

Хитростью боги вконец посрамили меня [37].

Афина успокаивает Эриний, обещая им храм в Афинах и уважение ее сограждан. Эринии становятся Эвменидами. И драма заканчивается так: