5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города - Татьяна Девятова Страница 5

– Андрей, у меня иногда возникает такое ощущение, что часть меня «перестроилась», а часть заржавела и осталась на месте. Смотрю на старшее поколение, на молодых – то же самое. Одни никак не могут выбраться из тумана холодного прошлого, другие уже барахтаются в горячем тумане настоящего. Но большинство – где-то посередине. Точнее, ни там ни сям. Одной ногой в прошлом, другая занесена над будущим. Очень неудобная поза, надо признаться. В общем, нет какого-то умиротворяющего соответствия человека и времени. Мы чего-то «не догоняем», чего-то не воспринимаем и делаем «криво»? Что?

– А так и есть: одна нога здесь, другая – там. И это вполне естественно: мы сформировались в одной культуре, а жить приходится в другой. Причем подчеркиваю – мы не просто были в одной культуре, а потом волею судеб оказались в другой. Нет, мы именно сформировались в другой культуре, делались другой культурой. А жить приходится в той, которая, кроме нескольких внешних признаков, ничем на нее не похожа.

Для жизни в воде животному необходимы жабры, плавники, определенная конструкция позвоночника, обтекаемая форма тела, чешуя и так далее. И, приспосабливаясь к этой среде обитания, эволюционные предки нынешних рыб формировали у себя эти самые жабры, плавники и прочие необходимые для жизни в воде органы и структуры тела. Формировали и сформировали. Но теперь рыбы, как бы они того ни хотели, не могут жить на суше. А млекопитающим, которые по земле бегают, будет, в свою очередь, плохо на дне морском. Причина та же – они для другой среды обитания формировались, под другие условия жизни «заточены».

Люди, в отличие от других животных, имеют две среды обитания: одну – биологическую (или физиологическую, если хотите), а другую – психологическую (или социальную, если угодно). В биологической среде нашего обитания за последние пятнадцать-двадцать лет изменилось немногое (говорят, что из-за падения производства экология в России стала лучше, но и все вроде бы). А вот с точки зрения психологической, социальной – среда нашего обитания совсем другая.

Ведь что такое эта психологическая (или социальная) среда обитания?

Во-первых, информационная составляющая. Она изменилась кардинально! И дело не только в том, что информации стало больше, намного больше, а в том, что она стала теперь принципиально другой. И другой не только в смысле ее содержания, но и в том, как она структурируется, подается, анонсируется, кем и как транслируется, какие значения и коннотации приобретает, как осмысляется и интерпретируется.

Тут же черт знает что такое! То, что мы всех слушаем и никому не верим, то, что мы все понимаем, но ничему не удивляемся, – это не случайность, это наш нынешний формат отношений с информацией. Она девальвировалась, лишилась внутренней структуры, единой, интегрирующей ее логики. Мы живем в информационном хаосе – не прислушиваясь, не вникая, не интересуясь по-настоящему, не озадачиваясь, не вопрошая, не анализируя. Мы жуем информацию, совершенно не ощущая ее вкуса, то есть – смысла.

Не удержусь от того, чтобы бросить камень в огород журналистской братии: их перья к этому явлению приложились основательно. За редким и счастливым исключением нынешние журналисты-ремесленники складывают слова в статьи исходя из особенностей «производственного процесса», опираясь при этом на самые примитивные потребности будущего читателя и слушателя. Без ответственного подхода к тому, чем отзовутся эти слова, без неотступных дум о цели и смысле того, что пишут. Их, конечно, можно понять: журналистика – это тоже производство, это поток, это конвейер. Но в результате… мы, читатели, постепенно устаем воспринимать этот белый, а чаще, черный шум и «отключаемся». Кстати, об этих издержках ремесла с горечью упоминает Шекия Абдуллаева – другой соавтор Андрея в этой книжной серии.

И к первому тут же примыкает второе…

Во-вторых, психологическая (социальная) среда обитания – это жизненные ценности человека и культуры в целом, приоритеты, смыслы – пресловутая «дихотомия добра и зла». И тут все у нас встало с ног на голову. Что «хорошо», а что «плохо» – богатство или бедность, равенство или успешность, любовь или здравый расчет, предприимчивость или восторженный романтизм, дружба или партнерство, развитие или приспособление, жизнь человека или цели общества? И вообще, в чем смысл жизни? Зачем? Откуда? Куда? С кем? Как? А верить во что?

Мы с колес меняем ценности и жизненные приоритеты, приспосабливаемся к новым смыслам и ностальгируем по старым. Одно порушено, другое – времянка с новорусским размахом. В общем, это сумасшедший дом какой-то! Но мы это даже не фиксируем, не отдаем себе в этом отчета.

И в-третьих, психологическая (социальная) среда нашего обитания – это еще в каком-то смысле и внутренняя структура общества. Во всяком обществе есть определенные касты, сословия, кланы, слои и прослойки. Есть система отношений между ними и способы взаимодействия представителей разных групп. Есть и четко структурированное, внятное отношение между поколениями – кого за что уважаем, что от кого и почему ждем и как проявляем эти чувства. Есть во многих обществах и то, что называется «общественным договором» между поколениями. Все это есть, но не у нас. У нас – было.

А еще в большинстве обществ, не переживающих, как мы, эпоху глобальных перемен, есть авторитеты (в хорошем смысле этого слова). Это некие люди тире «культурные ориентиры» (где-то это политические лидеры, например в Китае, где-то представители собственно культуры, как в Западной Европе, где-то религиозные деятели, например в Иране. У нас все это тоже было. Причем ух как было! Кто начальник, кто дурак – было известно всем и каждому. Даже сомнений не возникало. «Вы не согласны с центральной линией партии?!» А сейчас?..

И вот мы как те рыбы, выброшенные на берег: психологически сформировались в одной культуре, в одном обществе, в одной социальной среде, а жить приходится в другой – чужеродной. Нам кажется, что мы хорошо умеем приспосабливаться, но кто такие – «мы»? Формирование личности человека завершается к 16–18 годам. Дальше никаких принципиальных изменений в структуре нашего внутреннего устройства уже не происходит, сама эта структура приспосабливается. И если изменения среды серьезные, кардинальные, то и приспособление имеет лишь внешний характер. А вот внутренние противоречия остаются, внутреннее несоответствие этой внешней – социальной (психологической) – среде сохраняется в полной мере. К возрасту ранней взрослости рельсы в нас уже проложены, осталось только ездить. Никаких капитальных перестроек в нас уже не будет, только развитие, умеренная реконструкция и реставрация того, что есть в наличии.