Бесполезен как роза - Архильд Лаувенг Страница 38

Я пыталась найти подход к радости и нашла поддержку и утешение в книгах. В великих классических произведениях, но также и в простых, маленьких книжках. Читая «Марен и ее совушку» Финна Хавреволла [24], я смеялась от радости, узнавая себя в бедняжке фру Монсен, которая так привыкла ко всяческим катастрофам, что при каждом очередном кризисе начинала петь, и никакие несчастья не могли выбить ее из колеи. Что бы ни случилось, она только пела еще звонче и веселее прежнего. Так продолжалось, пока ее семья не выиграла в лотерею денежный приз. И тут она заплакала, и плакала так, что вся семья бросилась ее утешать и даже предложила: «Если не хочешь, мы можем не забирать выигрыш. Бывает же так, что люди потеряют лотерейный билет». И они таки его потеряли, хотя и не нарочно, но зато наши зарытый клад, и фру Монеен учится интегрировать в старую систему свалившееся на нее в виде невероятного богатства счастье. Она раскладывает все семейные деньги на разные кучки. Кучки денег заняли всю комнату, лежали на диване, на столе и на полу, но ей это не мешало. Каждая кучка была предназначена для какой-то траты или выполнения какой-нибудь мечты, именно так она привыкла распределять прежние скудные доходы своей семьи. Я тоже научилась управляться со своими новыми радостями так, как это устраивало меня. Мне не нужно было гнаться за чем-то новым; того, что было, хватит надолго, надо было только немного поудобнее все распределить.

Не так давно я повстречала женщину, которая работала раньше сиделкой на отделении, в котором я лежала. Она поздоровалась со мной, спросила, узнала ли я ее, и очень спонтанно воскликнула, что я совершенно не изменилась по сравнению с тем, какая была тогда. Я удивилась: ведь тогда на отделении я была совсем больная, и готова поспорить, что я действительно с тех пор изменилась, но, поговорив немного с этой женщиной, я поняла, что она права. Изменилась ситуация, я за это время выросла и не находилась уже под влиянием болезни, но во всем остальном я была той же, что и раньше. Я по-прежнему такая же хвастунишка и непоседа. Я много смеюсь, можно сказать, почти без повода, и люблю краски и жизнь. Неограненный алмаз не перестает быть алмазом и тогда, когда его огранят. Алмаз остается алмазом, потому что он состоит из чистого углерода с совершенно определенной молекулярной структурой, и она остается той же, независимо от того, лежит ли камень в земле или вставлен в кольцо. Меняется внешний вид, меняется сфера его употребления, но структура сохраняется прежней. И хороший огранщик алмазов точно знает, как нужно огранить тот или иной алмаз, чтобы убрать его недостатки и добиться самого красивого вида. Если убрать слишком мало, блеск его потускнеет из-за пороков и повреждений камня, убрать же слишком много — значит без нужды уменьшить его ценность. Нужно знать, что в себе надо убрать, а что оставить и сохранить.

Сначала я думала, что должна быть очень благоразумной. Я боялась допустить какой-нибудь промах, в особенности на публике, чтобы люди не заподозрили в этом болезни. Я боялась показать, что я обиделась, чтобы люди не подумали, что я слишком обидчива. Я боялась показать, что меня что-то растрогало, чтобы люди не решили, что у меня нестабильная психика. К счастью, это со временем прошло. На самом деле в том, что ты живой и чувствующий человек, нет ничего плохого. Наш мир — захватывающе интересное место, и было бы глупо, живя в нем, ничем не увлекаться.

Лауреат премии мира Эли Визель [25]сказал, что противоположность любви не ненависть, а равнодушие. Так что, возможно, увлеченность и пристрастность — дружат с любовью. Иногда я завидую своей собачке за то, что она умеет так безоглядно отдаваться радости. Стоит мне сказать «Идем гулять», она не отвечает на это спокойно и рассудительно: «Да, пожалуй. Погода, кажется, хорошая, а моцион полезен для здоровья». Она выскакивает из корзинки, отчаянно отряхивается, бросается ко мне со всех ног и пытается лизнуть в лицо, мчится в коридор, снова ко мне, чтобы посмотреть, почему я еще копаюсь, и притом все время повизгивает от восторга и виляет всем задиком. Не больно-то она озабочена тем, чтобы сохранять достоинство. Никак не скажешь, что она ведет себя уравновешенно и рассудительно. Зато она радуется.

А если я застаю ее врасплох, когда она роется в помойном ведре в поисках объедков, она так же безоглядно предается раскаянию и стыду. Мне даже говорить ничего не надо, достаточно только взглянуть на нее, как она пристыженно, поджав хвост и уныло повесив уши, плетется в свою корзинку. Никаких мыслей о том, как я выгляжу. Никаких рефлексий по поводу того, какие последствия для нее будет иметь признание своей вины. Никаких оправданий, объяснений, отговорок. Только одно сплошное огорчение. Она живет в этом мире. Она отзывается на его прикосновения. Реагирует на мир. Безоглядно, честно и правдиво. Она не много чего умеет, ведь она всего лишь собачка. Но она собака во всем и всегда. От носа до кончика хвоста. В ней все, как есть. Нет ничего лишнего. А больше ничего и нельзя требовать.