Не программируйте ребенка. Как наши слова влияют на судьбу детей - Антонио Панарезе Страница 3

Семья его была довольно бедной, но не голодала, родители любили сына и даже отправили в школу. Мама и папа давали Джано все, что могли, чтобы его жизнь сложилась лучше, чем у них. Они были пастухами. Переходили с места на место со скотом, не имея твердого заработка и живя тем, что давали животные: у них было молоко, чтобы варить сыр, небольшая выручка от продажи ягнят, пустой рот и дырявый карман, когда не удавалось спастись от волков да грабителей, способных за ночь увести бόльшую часть стада. Нет, пусть хотя бы у Джано, старшего сына, все пойдет по-другому.

Джано было двенадцать лет, когда к ним во двор пришел старший мастер, занимавшийся постройкой храма. Мальчик слышал его разговор с отцом. На следующий день был подписан его приговор: на рассвете за ним пришли, а через два дня, в конце изнурительного перехода, он уже держал в руках молот и делал первые неуверенные удары по твердому холодному камню. Родители были на седьмом небе от счастья. Наконец-то у Джано будет ежедневный, хоть и небольшой, заработок, наконец он будет каждый день есть и получать деньги, чтобы жить и немного помогать им. Какая перемена к лучшему!

Джано видел все совсем по-другому – он был сердит, обескуражен и совершенно пал духом. Жизнь казалась ему несправедливой и отвратительной. Тяжелейший труд только ради того, чтобы выжить, всего несколько выходных в год, невозможность строить планы, недостижимость любых целей – все это так несправедливо. По-видимому, отец был прав, когда говорил ему в детстве: «Жизнь – это борьба, бери то, что идет в руки, и учись довольствоваться тем, что имеешь, иначе тебя ждут одни беды!» А еще отец часто повторял: «Посмотри на нас с мамой, у нас есть здоровье, и этого достаточно… Чего еще желать? Кошки тигров не рожают!» И правда, чего же еще мог желать Джано? Иногда он так уставал, что мог думать лишь о кровати да миске супа. Каждый день приносил ему страдания. Мать Джано часто говорила своим детям: «Ведите себя как следует! Джано, сделай это ради мамочки! Бетта, подумай, что скажут люди, если ты продолжишь так себя вести? Они подумают, что ты непутевая! Альфредино, хватит! Я же сказала: нет! Мы не можем это купить, в бедности родились, в бедности и умрем, так что привыкай!»

А если вспомнить, как однажды он набедокурил? Ему было четыре или пять лет, и он играл дома со своей любимой палкой. Отец в то утро оставил на кухонном столе пузырек с каплями, от которых козы давали больше молока. Джано представил себя рыцарем и размахивал саблей, пронзая врагов и преодолевая все препятствия. И вдруг сильный и точный удар пришелся прямо по пузырьку, который тут же разбился на тысячу осколков.

Джано смотрел, как жидкость льется на усыпанный осколками пол. Он дрожал. Капли стоили отцу по меньшей мере полугода работы. Черт побери! Как же Джано было их жаль! Он знал, что теперь будет, но, когда отец ворвался в комнату, услышав звон бьющегося стекла и заподозрив неладное, его взгляд и слова причинили Джано настоящую боль, они ранили его в сердце, словно кинжал, унизили и привели его в уныние. Они навсегда оставили свой след. «Идиот! Смотри, что ты натворил! Ты совсем дурак? Ты сам-то понимаешь, что наделал? Ты хоть знаешь, сколько я заплатил за эти капли?!» Отец весь покраснел от ярости: «Я всегда знал, что ничего хорошего от тебя не дождешься, одни беды! Твоя мать правильно говорит, что ты слишком буйный! Никого никогда не слушаешь! Не можешь минуты посидеть спокойно!» В перерывах между фразами он успел несколько раз пнуть сына и дал ему сильнейший подзатыльник (Джано и сегодня помнит эту боль). Отец схватил его за шиворот, вытащил из дома и заставил несколько часов просидеть в хлеву.

В тот день Джано понял, что игра в рыцарей, побеждающих врагов, имеет горькие последствия и что нельзя вести себя слишком смело. Может быть, именно поэтому уже четыре года он стоял все в той же позе – с опущенной головой и молотом в руке. Он постоянно слышал, что ни на что не способен, что проку от него не будет, и в конце концов сам поверил в это. Он много сердился, ругал богачей-хозяев, но в итоге стал своим собственным рабом. В тот более жаркий, чем обычно, день в голове у Джано звучали все те же слова.

Он пристально перебирал воспоминания, когда у него за спиной послышались шаги. Это был путник с тяжелой торбой за плечами. Путник замедлил шаг, потом остановился и посмотрел на него. Джано отдал бы что угодно, лишь бы он постоял так хоть немного и его тень укрыла Джано от солнца. К счастью путник заговорил: «Здравствуйте! Сегодня так жарко! Вам, наверное, нелегко… Постройка собора – огромный труд, и вам очень повезло быть его частью!» Джано, у которого кровь давно готова была вскипеть от недавних мыслей и воспоминаний, разразился жалобами: «Вот уж повезло так повезло! Вы что, думаете, я счастлив, что в этом участвую?! Стою, согнувшись, от рассвета до заката, не ем, не пью, денег почти не получаю! Живу как раб… Но так мне и надо… А на что надеяться таким, как я? Хоть я и молод, но уже со всем смирился – злюсь иногда, но продолжаю работать на виду у тех, кому повезло больше, чем мне, – они-то, когда мы построим этот чертов собор, будут сидеть в первых рядах и обмахиваться китайскими веерами, а я так и буду глядеть на них издали, из угла, где отведены места беднякам вроде меня… Ну и ладно…»

Загадочный путник поглядел на небо, ласково и понимающе улыбнулся Джано, но юноша этого не заметил. Затем путник посмотрел вдаль, его внимание привлекли звуки молота в небольшом отдалении.

Чуть поодаль от Джано, слегка левее, кроны акаций давали немного тени, а легкий ветерок покачивал их время от времени, принося облегчение от жары. Там, согнувшись, стоял другой юноша. Сильными и точными ударами молота он раскалывал глыбу мрамора. Коричневато-красные прожилки на камне поблескивали на солнце. Путник подошел к юноше и обратился к нему:

– Добрый день! Сегодня очень жарко, и вам, наверное, нелегко… Но я вижу, вам повезло больше, чем вашему товарищу, – у вас есть немного тени…

– Здравствуйте, синьор, – ответил юноша. – Меня зовут Иона. Да-да, Иона, как того человека, что попал в чрево кита. Но я бы не сказал, что мне просто повезло. Я молод и не хочу изнемогать на солнце от жары, я хочу работать более плодотворно. Поэтому я попросил тех парней с канатами, которые стоят возле блоков, помочь мне переставить эту глыбу в тень, потому что так лучше работается. Вот и все.

Путник удивился такому ответу и решил продолжить разговор:

– Да, глыба у вас немаленькая. Постройка собора – огромный труд, и вам повезло быть его частью!

Иона остановился, расслабил руки, сжимавшие молот, и ответил, глядя путнику в глаза:

– Вы правы, синьор. Вам кажется, что я счастлив быть частью этой работы? Знаете, день на день не приходится: я стою, согнувшись, от рассвета до заката, ем мало, порой скучаю по родителям, но стараюсь находить развлечения, которые придают мне сил. Иногда я мучаюсь от жажды – вода в общей бочке заканчивается, и тогда приходится ждать, когда ее наполнят. Платят мне сейчас немного, но кто знает, что будет дальше – надежда умирает последней. Кроме того, на Бога надейся, а сам не плошай. Моя жизнь может показаться рабством, но, скажу я вам, как бы я ни страдал и ни уставал, я очень многому учусь. Не только своему ремеслу – я могу смотреть, как архитекторы работают над чертежами, художники расписывают стены, вижу, как трудятся плотники. Вы себе не представляете, сколько можно узнать между двумя ударами молота.