Подарок моря. Как вернуться к себе и жить просто - Энн Линдберг Страница 3

Эта сложность — то, от чего нас предостерегали мудрецы. Она приводит не к целостности, а к раздробленности. Она не приносит благодати, она губит душу. И это справедливо не только для моей жизни. Вынуждена признать: так живут миллионы женщин. Они пользуются привилегией выбирать такую жизнь.

Эта сложность всегда была, есть и, вероятно, будет присуща жизни женщин. Быть женщиной — значит, иметь интересы и обязанности, исходящие во всех направлениях от своего ядра — материнства, словно спицы колеса из его центра. Наша жизнь, по сути, движется по кругу. Мы должны оставаться открытыми всем точкам окружности: мужу, детям, друзьям, дому, обществу. Мы должны тянуться, открываться, деликатно обращаться со всем, что нас окружает, словно паутина, отзываться на каждое дуновение ветра. Как же нам сложно удерживать равновесие, когда нас тянут в разные стороны! Но как это необходимо для ведения нормальной жизни. Как много нам нужно и как трудно достичь этого равновесия, к которому взывают все правила праведной жизни. Как же желанен и как далек идеал созерцателя, творца или праведника — нерушимое внутреннее ядро, простой взгляд.

С этим новым осознанием, одновременно болезненным и комичным, я начинаю понимать, почему праведники редко были женаты. Я убеждена, что это изначально никак не связано с целомудрием или детьми, как мне казалось раньше. В первую очередь это связано с отвлекающими факторами. Рожать, кормить, воспитывать детей, вести миллион домашних дел, строить отношения — все эти обыденные для женщины занятия в целом противоречат творческой, созерцательной или праведной жизни. Проблема заключается не в противопоставлении женщины и карьеры, женщины и домашнего очага, женщины и независимости. Проблема более существенна: как сохранять свою целостность в мире отвлекающих факторов, как сохранять равновесие, какими бы ни были центробежные силы, отвлекающие нас от сути, как оставаться сильными, какими бы ни были удары по внешним границам и как бы они ни пытались разрушить центр колеса.

Каков же тогда ответ? Простого ответа нет. Как нет и сложного. У меня есть только догадки, морские ракушки. Чистая красота волнистого рожка дает мне один из ответов, вероятно, лишь первый шаг — упрощение жизни, избавление от некоторых отвлекающих факторов. Но как это сделать? Полное уединение невозможно. Я не могу отказаться от своих обязанностей. Я не могу постоянно жить на необитаемом острове. Да и не хочу. Я уверена, что для меня решение не заключается ни в полном отречении от мира, ни в полном его принятии. Я должна найти равновесие, золотую середину между этими двумя крайностями, раскачиваясь, как маятник, между уединением и единением с другими, между убежищем и возвращением. В периоды уединения, вероятно, я могу научиться чему-то, что необходимо перенести в свою повседневную жизнь. Для начала я могу, по крайней мере эти две недели, упражняться в упрощении внешней жизни. Я могу следовать своим догадкам и наблюдать за тем, куда они приведут. Здесь, живя на пляже, я могу попробовать.

* * *

Из жизни на пляже в первую очередь можно научиться искусству самоочищения. Начать стоит с очищения телесного, которое впоследствии чудесным образом проникнет и во все другие сферы жизни. Во-первых, одежда. На солнце нам ее нужно, конечно же, меньше. Но внезапно вы поймете, что ее нам необходимо меньше в любом случае: не полный шкаф, а лишь небольшой чемодан. Какое же это облегчение! Меньше переодеваний, меньше ремонта одежды, но что лучше всего — меньше беспокойств о том, что же надеть. Вы обнаружите, что отказываетесь не только от одежды, но и от самолюбования.

Следующее — дом. Нам вовсе не нужен непроницаемый кров, такой как необходим северным народам зимой. Здесь я живу в небольшом пустом домике, напоминающем собой морскую раковину. Никакого отопления, телефона, водопровода, горячей воды. Никакой ломающейся техники. Только плитка на две конфорки. Никаких ковриков. Здесь было несколько, но в первый же день я свернула их — подметать песок с голого пола гораздо проще. Хотя здесь я не особо утруждаю себя уборкой. Я больше не обращаю внимания на пыль. Я отключила свое пуританское представление об абсолютной чистоте и аккуратности. Может ли и это быть существенной ношей? Никаких штор. Для уединения они не нужны, сосны вокруг дома дают мне достаточную защиту. Я хочу, чтобы окна были открыты все время, я не хочу думать о дожде. Я начинаю избавляться от суетливости Марфы[6]. Моющиеся чехлы на мебели, выцветшие и старые, — я не замечаю их, я не думаю о впечатлении, которое они произведут на других. Как можно меньше мебели, много мне не нужно. В свою раковину я позову лишь тех друзей, с которыми могу быть полностью искренней. Я прячусь от лицемерия человеческих отношений. Какой же это дает покой! Я поняла, что быть неискренней — самое изнуряющее в жизни занятие. Вот почему общественная жизнь так утомляет: в ней нам приходится носить маску. Я сняла свою.

Моя жизнь кажется мне достаточно счастливой без всего того, что, по моему мнению, нужно зимой на севере. Когда я пишу это, я вспоминаю похожее высказывание одного моего приятеля-француза. Три года он провел в немецком лагере военнопленных, где голодал, терпел жестокое обращение и практически не имел физической свободы. Однако жизнь в лагере научила его тому, как мало нужно человеку для жизни и какую необыкновенную духовную свободу и покой дарит эта простота. Снова я с иронией вспоминаю, что сегодня люди имеют такую роскошь — выбирать между простотой и сложностью жизни. И в большинстве случаев мы, те, кто могли бы выбрать простоту, выбираем сложность. Война, тюрьма, периоды выживания накладывают на человека отпечаток этой простоты. Монахи выбирают ее по своей воле. Но если случайно найти ее, как это произошло со мной за эти несколько дней, можно понять, какой покой она приносит.

Вы можете задаться вопросом: «Разве это не отвратительно?» Человек собирает вокруг себя материальные вещи не только ради безопасности, комфорта или тщеславия, но и ради красоты. Разве ваш дом-раковина не уродлив и не пуст? Нет, мой дом прекрасен. Конечно, он пуст, но эту пустоту заполняют ветер, солнце и запах сосен. Грубые балки на крыше покрыты паутиной. Она красива, если посмотреть другим, новым взглядом. Она смягчает жесткие линии бруса, как седина — очертания пожилого лица. Я больше не вырываю седые волоски и не сметаю паутину. Что касается стен, поначалу они действительно выглядели отталкивающе. Меня стесняло их невыразительное лицо. Я хотела пробить в них дыры, придать им новый вид при помощи картин. Поэтому я собрала ползучие зеленые стебли с гибкими красными листьями и выбеленные витые ракушки, своей замысловатой размытой формой напоминающие абстрактные скульптуры. Повесив это все на стены и закрепив в углах, я почувствовала удовлетворение. Я смотрю на мир через перископ. У меня есть иллюминатор, необходимый обзор и условия для полета из моей сидячей авиабазы.

Я довольна. Я сижу за пустым кухонным столом с бумагой, чернилами, морским ежом, который прижимает один угол бумаги, с двустворчатой ракушкой вместо подставки для ручек, с отломанной верхушкой розоватой ракушки вместо пресс-папье и с рядом раковин, которые помогают моим мыслям плести свою паутину.