Библия G-модератора. Тактики и техники будущих властителей Земли - Виктор Гламаздин Страница 23

Живую речь убивает монотонность.

Уделанных ею в конец слушателей перестает торкать тема выступления, а сам оратор с каждой минутой кажется все большим занудой и маразматиком.

Естественно, что никакого внушения этот вялый барбос на публику уже на нашлет. Для него теперь сбежать не затоптанным разъяренной толпой — самый лучший вариант взаимодействия с ней.

При внушении толпе всяких-разных команд и программ нужна не логика, а наведенное безумие.

Самый крутой пример убойности такого наведения — прошловековые события в поверженной Германии, продувшейся в кровавых игрищах Первой мировой войны в пух и прах.

На лондонской конференции в 1921 году державы-победительницы установили сумму германских репараций в 132 000 000 000 золотых марок!

Это была фантастическая, нереальная, запредельная сумма для Германии, поскольку ее экономическое положение едва позволяло сводить концы с концами в финансовой области.

Однако французское правительство настаивало на полной выплате всей суммы, ибо рассматривала финансовую катастрофу в Германии в качестве последнего шага в обеспечении своей гегемонии в континентальной Европе.

Вслед за тем Франция (вместе с Бельгией) решила оккупировать населенный немцами Рурскую область.

11 января 1923 года стотысячная франко-бельгийская армия вошла в Рур.

Его разгневанные агрессией жители организовали "пассивное сопротивление" упырям-оккупантам.

Предприятия, захваченные оккупантами, прекратили работу.

Население отказывалось платить налоги и выполнять распоряжения оккупационных властей, перевозить их грузы и пересылать корреспонденцию.

Наиболее популярным лозунгом того времени для немцев стали известные еще со времен Французской революции слова: "Бей ж…", ой-ой, пардон, "Отечество в опасности!"

Взрыв народного недовольства по поводу вторжения иноземных захватчиков на исконные немецкие земли был, однако, быстро перекрыт финансовой катастрофой.

Инфляция марки достигла чудовищных размеров.

Получив дневную зарплату, немцы тут же несли сумки, а то и везли тележки (!!!) с ней в ближайший магазин, чтобы отоварить их, пока квадрильоны свеженапечатанных марок (не золотых и не конвертируемых) не превратились в простую бумагу.

На время было напрочь позабыто иностранное нашествие.

Тяжелой ситуацией немецкого народа воспользовались гнусы-коммунисты.

В мае забастовали натравливаемые ими на властей металлурги Рура (400 000 человек).

В Гельзенкирхене произошли вооруженные столкновения и рабочие завладели ратушей. В июне бастовали 120 000 рабочих Силезии.

29 июля в Германии по инициативе Коммунистической партии на демонстрацию вышли сотни тысяч немцев.

В Шлезвиг-Гольштейне прекратили работу батраки 60 поместий.

По инициативе прокоммунистических профкомов Берлина в начале 1923 года были созданы по всей стране десятки "пролетарских боевых дружин", которых к маю 1923 года уже насчитывалось около 300.

На первомайскую демонстрацию в Берлине вышли 25 000 вооруженных дружинников, от которых пугливо шарахались в сторону полицейские.

Правительство Штреземана получило от рейхстага чрезвычайные полномочия и воспользовалось ими для того, чтобы ввести осадное положение и запретить забастовки.

21 октября войска рейхсвера вступили в Лейпциг, Дрезден и другие центры охваченной коммунистическим восстанием Саксонии.

В тот же день рабочие гамбургских верфей на своей конференции постановили призвать к всеобщей забастовке, если рейхсвер начнет военные действия против рабочего правительства Саксонии.

На следующий день, когда стало известно о вступлении войск рейхсвера в Саксонию, в Гамбурге началась всеобщая забастовка.

Одновременно гамбургская партийная организация получила указание от Центрального Комитета (не без подсказки людоедов из Кремля) начать вооруженное восстание 23 октября.

Сотни хорошо подготовленных коммунистических агитаторов отправились в рабочие коллективы с призывом начать всеобщую забастовку. Они красноречиво убеждали:

"Братва! Решающий час настал! Одно из двух: либо трудящийся народ спасет Германию и превратит ее в рабоче-крестьянскую республику, которая заключит союз с Советским Союзом, либо наступит страшное бедствие".

Упоминание о союзе с Союзом было совершенно излишним.

Трусливый провинциальный обыватель перепугался, ожидая советского вторжения, погромов и конфискаций имущества.

Поддерживаемые симпатиями населения на красных бузотеров обрушились большие силы армии, полиции, вооруженные отряды добровольцев-патриотов из числа фронтовиков.

23 ноября 1923 года коммунистические организации в Германии были запрещены.

А наиболее рьяные участники несостоявшегося переворота либо были посажены в тюрьмы, либо бежали в Советский Союз.

А перепуганные насмерть леворадикальными штучками-дрючками немецкие обыватели снова вернулись к обсуждению национального вопроса в уютных забегаловках.

Именно в пивных идея жесткой власти объединилась с идеей национальной и даже расовой исключительности.

По сути — коммунистические аферы стали питательным субстратов фашизма.

Без коммунизма не было бы фашизма. Или: пока есть коммунизм, будет и фашизм.

Более того, я уверен, что современный исламотерроризм — это тот же мерзкий коммунофашизм, только прикрытый зелеными магометанскими причиндалами.

Именно в пивных, пацаны, в этих инкубаторах фашизма, созревали и готовились выйти на свет чудовища, заставившие содрогнуться весь мир.

Именно из ораторов, яростно критикующих по пивнушкам "мягкотелость режима" и "поголовное засилье красных и евреев", вышли такие отмороженные братки, как Гитлер и Геббельс.

Кстати, фашизм в Европе начинался не с беснующихся ораторов, а с усвоения ими оболочки для применения внушения — леворадикальной идеологической базы для будущего пиара и рекламы, то есть — пропаганды и агитации.

Основоположник фашизма — Бенито Муссолини — в молодости был ярым революционером и марксистом, почитателем сиамских интеллектуальных близнецов Маркса&Энгельса, а также вождя люмпен-пролетариата Ленина, ренегата Каутского, князя Кропоткина и романтика Сореля.