Секс, деньги, счастье и смерть. В поисках себя - Манфред Ф. Р. Кетс де Вриес Страница 23

При нормальном процессе развития человек испытывает естественное любопытство по отношению к сексу. «Откуда я взялся?» – этим вопросом задается каждый ребенок. Ответ на него мы ищем всю жизнь. Мы строим догадки относительно того, что происходит за закрытыми дверями родительской спальни. Ребенка завораживает «первичная сцена»10. С его точки зрения она может казаться жестокостью, первоначальной формой насилия, посягательством на неприкосновенность человеческого тела. Но этот образ одновременно и смущает, и возбуждает. Распаляя воображение, он дает необходимое для творчества вдохновение. То, что происходит при закрытых дверях, покрыто завесой тайны, вызывает интерес, стимулирует воображение. Метафора первосцены становится инициатором и регулятором творчества. Таким образом, художественное творчество может стать своего рода первосценой. Под влиянием этого образа творческие люди раскрывают историю своей собственной жизни.

СЕКРЕТ ОБАЯНИЯ ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ

Несмотря на то, что половое влечение и творческий потенциал неразрывно связаны, отношение людей творчества к сексу бывает весьма парадоксальным. Если одни сутки напролет думают только об этом, то другие отличаются почти спартанской целомудренностью, и наиболее мощным творческим стимулом для них является воздержание.

И все же принято считать, что творческие натуры более свободны в проявлении своих чувств и меньше других считаются с общепринятыми нормами поведения. Хотя, возможно, это мнение является самосбывающимся пророчеством, которое вынуждает творцов соответствовать ожиданиям окружающих и жить в соответствии со сложившимся стереотипом. Более того, люди даже могут находить такой образ жизни привлекательным именно из-за преимуществ в сексуальном плане.

Но насколько это предположение близко к истине? Действительно ли творческие люди чаще занимаются сексом? Правда ли, что они отличаются более высоким половым влечением, или у них просто больше возможностей, по сравнению со среднестатистическим служащим, для реализации своих желаний? Действительно ли творческие личности более привлекательны? И если да, то чем? Верно ли предположение относительно их повышенной эмоциональности? Специалистам по эволюционной психологии стоит взглянуть на этот вопрос с точки зрения Дарвина.

Одно из объяснений уходит корнями в каменный век: возможно, в те времена творческие натуры имели больше шансов на привлечение партнеров. Изощренно-прихотливые куртуазные речи, умение увлечь словом во все времена ассоциировалось с ухаживанием как разновидностью любовной игры. Чем они завлекали своих избранниц, как выражали свое желание – словом или рисунком? Не звучат ли в приглашении «заходи посмотреть мои наброски» отголоски первобытных приемов соблазнения? Можно ли рассматривать способность к флирту или иному способу удержания внимания партнера в контексте эволюционного развития человека? Всегда ли творческие люди имели преимущества в любовной игре?

Что бы ни говорила по этому поводу эволюция, ясно одно: творческие, читайте талантливые, люди всегда были окружены вниманием. В связи с этим возникает очередной вопрос из серии «Что было раньше – курица или яйцо?» Что первично – сексуальное влечение или контекст? У публичных людей больше возможностей разнообразить свои сексуальные контакты. Люди искусства обычно ведут так называемый богемный образ жизни, чаще остальных позволяют себе следовать своим желаниям и использовать выпадающие на их долю шансы. Их партнеры, как правило, не ждут от них верности и преданности, да и общество довольно снисходительно относится к многочисленным любовным интрижкам творческих людей.

Разумеется, признания удостаиваются не только представите­ ли творческих профессий. Мы всегда восхищаемся теми, кто умеет делать что-то, чего не умеем мы сами: спортсменами, изобретателями, ораторами, актерами и жонглерами. Но не слишком ли мы преувеличиваем их успехи на любовном поприще? Может быть, они просто более ярко их живописуют? Даже в самых смелых экспериментах (или, скорее, особенно в них) никто не застрахован от неловких ситуаций и неудач, связанных с высокими ожиданиями и посредственным исполнением.

БОГЕМА

Во все времена люди связывали богемный образ жизни художников с беспорядочными половыми связями, чему в немалой степени способствовало изобилие сексуальных образов в их работах. Картины, наброски, скульптуры, перфомансы, кинофильмы всегда предоставляли возможность для выражения сексуального влечения. В произведениях искусства наиболее открыто проявляются фантазии их творцов. Здесь никогда не было недостатка в изображениях полуобнаженных женщин, женщин, любующихся собой в зеркале, женщин, подвергающихся насилию или занимающихся любовью. Неискушенный зритель может ошибочно принять такие картины за порнографию. Их содержание вызывает однозначно сексуальные ассоциации, распаляя наше воображение. При этом многие из таких произведений раскрывают суть серьезнейших личностных переживаний, которые находят отражение в более широком социальном контексте.

Западные художники от Микеланджело до Мэпплторпа сознательно или бессознательно использовали в своем творчестве сексуальные образы, и их произведения никого не оставляли равно­ душными. Так было, есть и будет – от искусства эпохи палеолита, характеризующегося слиянием сакральных и эротических образов, до едва уловимой чувственности Боттичелли в «Рождении Венеры» и изображения жестокости и любовных страданий у символистов XIX века. Искусство издавна служит социальным барометром, мгновенно улавливая изменчивые нравы общества. Более того, многие художники старались всеми силами воздействовать на изменения в социуме. Если раньше основу искусства составляли возвышенные, религиозные истории или мифы (в которых сексуальные образы появлялись в завуалированной форме), то теперь оно рассказывает о повседневности. Художники начали уделять больше внимания переживаниям и перипетиям личной жизни человека.

Картина Эдуарда Мане с изображением нагой проститутки, «Олимпия» (1863), ныне признанная классическим образцом искусства, есть не что иное, как протест художника против запретов и ограничений, навязываемых человеку общественной моралью, и попытка донести до нас свое видение через откровенно непристойный образ. Когда «Олимпию» показали широкой публике, критики и поклонники искусства пришли в ярость. Руководству галереи, где проходила выставка, пришлось вызвать для охраны холста полицейских. Второе творение Мане, увидевшее свет в том же году, – «Завтрак на траве» – встретили точно так же. Эту огромную картину, запечатлевшую двоих одетых мужчин на пикнике с обнаженной женщиной, критиковали нещадно. Вольно или невольно, Мане бросил вызов традиционному для Франции подходу к изобразительному искусству и лицемерному отношению к женщинам. Живая чувственность Олимпии заставляет зрителя воспринимать ее как реальную женщину, а не как святую или мифическую богиню.

Некоторые художники обратились к примитивизму, пытаясь убедить публику в том, что все неевропейские общества, по сути, одинаковы в своей неразумности, близости к природе, склонности к жестокости, мистицизму и, что самое важное, свободному проявлению сексуальности. В частности Пикассо пытался отойти от европейских традиций, пробуждая в зрителях первобытные порывы. Ярким примерам работ примитивистов могут служить таитянский цикл Поля Гогена и раннее творчество Игоря Стравинского (музыка к балету «Весна священная»).