Последний ребенок в лесу - Ричард Лоув Страница 14

«Биологически мы не изменились, — продолжала она. — Мы по-прежнему запрограммированы на то, чтобы либо вступать в схватку с большими животными, либо убегать от них. Генетически мы остались теми же, какими были вначале. Мы и сейчас охотники и собиратели. Да, наши предки не могли обогнать льва, но в сообразительности нам не откажешь. Мы знали, как убивать, это правда, но еще мы умели бегать и лазить по деревьям. И мы знали еще одну вещь, как восстанавливать свои силы и способности с помощью окружающей природы».

Сегодня мы постоянно находимся в состоянии тревоги. Нас преследует бесконечный автомобильный поток. И даже когда мы дома, атака продолжается. Здесь нас преследуют сменяющие друг друга устрашающие образы, врывающиеся в наши гостиные и спальни с телеэкранов. И в это же самое время из жизни городов и их окрестностей стремительно исчезают все, что когда-то несло нам мир и спокойствие.

Все шире становится круг исследователей, которые считают, что потеря естественной среды обитания или утрата связи с природой даже там, где сама естественная среда остается доступной, сильно сказывается на здоровье людей и развитии детей. Говорят, что от способности чувствовать природу зависит наше здоровье, и зависимость эта существует едва ли не на клеточном уровне.

Брукс объясняет своим студентам проблемы экологии пустующих участков через призму биофилии — гипотетической теории, выдвинутой учеными Гарвардского университета во главе с ее автором, обладателем Пулитцеровской премии Эдвардом О. Уилсоном [28]. Под биофилией Уилсон понимает «стремление соединиться с другими формами жизни». Он и его коллеги утверждают, что человеческим существам внутренне присуща связь с миром природы, и эта, возможно, заложенная в нас биологическая потребность является неотъемлемой частью нашего развития как индивидов. Теория биофилии, хотя и не всеми биологами принятая однозначно, подтверждается десятилетием научных исследований, которые показали, насколько сильны эмоции людей, когда они окунаются в тишину лугов и полей, рощь, лесных заводей, извилистых тропинок в горах.

И на самом краю этого нового рубежа к старой, получившей признание экологической психологии добавляется относительно новая междисциплинарная область экопсихологии. Этот термин получил распространение в 1992 году благодаря работам историка и социолога Теодора Росзака [29]. В книге «Голос Земли» (Voice of the Earth) Росзак доказывает, что современная психология характеризуется отделением внутренней жизни человека от внешней, подавлением в себе самом «неосознанного экологического начала», которое обеспечивает «нашу связь с эволюцией планеты в целом». В последние годы в понятие экопсихологии стали включать и природотерапию, которая исследует не только то, что мы делаем с землей, но и то, что земля делает для нас, для нашего здоровья. Росзак считает это логическим продолжением своего первоначального тезиса.

По словам Росзака, в списках «Диагностического и статистического справочника», который составляет Ассоциация американских психиатров, перечислено более сотни психических заболеваний, большинство которых связано с сексуальными расстройствами. «Психиатры до изнеможения анализируют все формы расстройств в семейной и социальной сферах, но при этом „дисфункция экологических связей“ не рассматривается даже гипотетически, — отмечает Росзак. — „Диагностический и статистический справочник“ определяет „расстройство, вызванное страхом разлуки“ как „нарастающую обеспокоенность, связанную с оторванностью от дома и от тех, к кому индивид испытывает особую привязанность“. Но в наш тревожный век нет более пагубной для человека разлуки, чем потеря связи с природой». По словам Росзака, настало время «ясно понять, что психическое здоровье человека стоит на экологической платформе».

Экопсихология и все сопутствующие ей направления, вызвавшие к жизни теорию биофилии Уилсона, дали толчок к новым исследованиям влияния природы на физическое и эмоциональное здоровье человека. Профессор Шаула, международный эксперт по проблемам связи городских детей с природой, хотя и относится скептически к некоторым заявлениям, сделанным под именем биофилии, считает, что, даже не принимая безоговорочно всех ее положений, нельзя не признать, что Эдвард Уилсон и сторонники экопсихологии стоят на правильном пути. Она призывает к более здравой оценке ситуации, но такой, что признает «позитивное влияние общения с природой на здоровье, способность к концентрации, творческие игры и развитие связи с миром природы, которые могут стать основой бережного к ней отношения».

Мысль о том, что природный ландшафт или, по крайней мере, сады могут оказывать терапевтическое и восстанавливающее действие, на самом деле была известна еще в древние времена и прошла сквозь века. Свыше двух тысяч лет назад китайские даосы создавали сады и оранжереи, которые, по их мнению, способствовали сохранению здоровья. В 1699 году книга «Английский садовник» (English Gardener) советовала читателю «проводить свободное время в саду, вскапывая землю, занимаясь его декоративным убранством или прополкой. Нет лучшего способа сохранить здоровье».

В Америке пионером в борьбе за психическое здоровье стал доктор Бенджамин Раш [30]. Он объявил, что работы на земле оказывают целебное действие при психических заболеваниях. В начале 1870-х годов в госпитале «Друзья квакеров» в Пенсильвании участки с естественной природной средой и оранжереи использовались для лечения психических расстройств. Во время Второй мировой войны известный американский психиатр Карл Меннингер ввел садоводство в качестве лечебного курса в систему госпиталей для ветеранов. В 1950-е годы возникло более масштабное движение. Оно признало преимущества и эффективность садоводства для людей с хроническими заболеваниями. В 1955 году Университет штата Мичиган присудил первую ученую степень за садоводство как метод терапевтического лечения. А в 1971 году Университет штата Канзас впервые ввел в перечень изучаемых дисциплин лечение садоводством.

В наши дни к уже признанной садоводческой терапии добавилось лечение с помощью домашних животных, особенно для пожилых людей и детей. Так, исследования показали, что простое наблюдение за рыбами в аквариуме приводит к снижению кровяного давления. Как показали отчеты, существует связь между понижением давления и способностью к выздоровлению после сердечного приступа с присутствием в доме домашних животных. Среди пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями, у которых есть домашние животные, уровень смертности составляет одну треть показателей для таких же пациентов, у которых домашних животных нет. Психиатр Аарон Катчер с факультета Пенсильванской университетской школы медицины, стоматологии и ветеринарии провел более десяти лет за изучением влияния взаимоотношений человека и животных на здоровье и поведение людей. Катчер и Грегори Уилкинс, специалист центра терапии, основанной на контактах с животными, рассказывают о страдавшем аутизмом ребенке, который провел несколько сеансов лечения со спокойно лежавшими в комнате собаками, пока не встретил Бастера, очень веселого и подвижного щенка, принесенного из местного приюта для животных. Сначала мальчик не обращал на собак никакого внимания. Но на последнем сеансе, проводимом «без каких-либо изменений, пациент быстро вбежал в процедурную комнату и через минуту впервые за последние шесть месяцев произнес новые для него слова: „Бастер, сидеть!“» Мальчик научился играть с Бастером в мяч и давать собаке еду в качестве награды. Кроме того, он научился находить щенка, когда хотел успокоиться.