Любовь - Рихард Давид Прехт Страница 13

Вообще эволюционную биологию и экономическую науку связывает давняя, поистине нержавеющая любовь. И началась она не в 1968 году, когда Уильям Гамильтон написал в экономическом университете свою докторскую диссертацию. Огонь этой страсти вспыхнул на 120 лет раньше, в капиталистической Англии эпохи королевы Виктории, где Дарвин в то время опубликовал свою книгу «О происхождении видов». Карл Маркс, живший тогда в лондонском изгнании, немало потешался над тем, как «Дарвин нашел во всей природе современное ему английское общество» (21). При всем уважении к труду Дарвина Маркс очень верно подметил, что Дарвин для описания своей эволюционной теории широко использовал понятия из общественных и экономических наук.

Знаменитый термин «борьба за существование» (struggle for life) принадлежит британскому экономисту Томасу Роберту Мальтусу. За несколько десятилетий до Дарвина этот ученый рассмотрел перспективы демографического развития человечества и пришел к весьма неутешительным выводам. Уже очень скоро, — пророчествовал он в 1821 году, — перенаселенная Земля не сможет прокормить человечество.

Развивающийся капитализм эпохи промышленной революции и зарождавшаяся теория эволюции с ее естественным отбором наиболее приспособленных видов прекрасно дополнили друг друга. Получилось, что у обоих этих явлений одна основа, из которой оба черпали свои аргументы. Разумеется, наблюдения и теории Дарвина неверны не потому, что опирались на определенные общественные представления викторианской эпохи. Плохо было то, что выражения и образы мыслей Дарвина были неверно поняты современниками, и это положение отчасти сохраняется и до сих пор.

Идея о том, что в природе затраты и польза непрерывно взвешиваются и сравниваются, исходит от Дарвина. Однако идея о том, что всё — без исключения — можно вычислить на основании соотношения затрат и пользы, принадлежит американскому социобиологу Роберту Трайверсу из университета Рутгерса в Брансвике (штат Нью-Джерси). Трайверс имел за плечами неоконченное математическое образование и историческое образование, когда занялся изучением биологии. В 1970-е годы он становится профессором Гарвардского университета. Также, как Доукинс в Оксфорде, Трайверс в Гарварде был очарован идеей Гамильтона об общей готовности.

В отличие от своего духовного отца Трайверс был еще больше влюблен в экономический научный жаргон. От Дарвина социобиологи переняли представление отом, что конкуренция является решающей движущей силой развития всех без исключения форм жизни. Конкуренция же — и это вторая основная мысль — неизбежно приводит к «гонке вооружений» и прогрессу. Правда, если приглядеться внимательнее, то природа отнюдь не создает впечатления неуклонного прогресса. Например, динозавры являют собой пример живых существ, идеально приспособленных к окружающей среде, существ, благополучно переживших три великие эры в истории Земли. Люди, наоборот, не представляются существами, наилучшим образом приспособленными к среде своего обитания. Сомнительно, чтобы люди смогли в этом отношении превзойти динозавров. Есть к тому же немало признаков того, что интеллект отнюдь не является эволюционным преимуществом. На протяжении сотни миллионов лет интеллектуальные млекопитающие скромно существовали в тени динозавров, и только природная катастрофа позволила млекопитающим вырваться вперед. Да и сегодня млекопитающие не слишком многочисленны в сравнении, например, с жуками, которых мы, говоря по совести, считаем тупым, но весьма неплохо приспособленным к жизни отрядом насекомых. Знаменательно, что многие виды в ходе эволюции даже регрессировали, например саламандры.

Трайверс, напротив, описывает природу как постоянно расширяющуюся экономику. Каждое живое существо, вовлеченное в эту экономику, ведет себя, как умный бизнесмен или бизнесвумен. Влияние Трайверса оказалось столь сильным, что эволюционный психолог Дэвид Басс, как нечто само собой разумеющееся, оценивает половое поведение человека в экономических терминах: «Из любого курса политической экономии мы знаем, что никто из людей, обладающих ценными ресурсами, не станет тратить их, полагаясь на случай. В нашем эволюционном прошлом женщины очень сильно рисковали своими инвестициями при каждом половом акте, и поэтому эволюция благоприятствовала тем из них, кто тщательно выбирал половых партнеров. Наш и женские предки платили очень высокую цену за недостаточную разборчивость» (22).

О сомнительной истинности этого утверждения речь пойдет в следующей главе. Если верить Трайверсу и эволюционным психологам, то надо признать, что наше половое поведение имеет лишь голый экономический аспект. Коротко говоря: речь идет не о чем ином, как о доходах, извлекаемых из родительских инвестиций. С такой точки зрения все живые существа в душе — или, лучше сказать, в генах — суть капиталисты: они хотят обеспечить себе преимущества (в глазах представителей противоположного пола), освоить наличные ресурсы, вложить как можно меньше и получить при этом максимально возможную прибыль. И это, согласно теории, и есть двигатель эволюции! Эгоизм и капитализм безостановочно толкают эволюцию вперед, и только из них можно вывести верное суждение о поведении человека. «По самой своей природе» все мы рвачи и обманщики, банкиры и генные спекулянты, пайщики генов своих детей и т. д. Все наше поведение, а значит, и любовь, берет начало именно здесь, и именно такое происхождение придает нашему поведению значение и глубинный смысл. Все, что нас радует и увлекает, стимулирует и восхищает, есть не что иное, как оптический обман, за которым прячется низменная приводная пружина. Эгоизм и капитализм — вот наша истинная природа, и именно благодаря ей мы до сих пор населяем этот мир.