Архетипическое измерение психики - Мария-Луиза фон Франц Страница 12

С психологической точки зрения нельзя точно сказать, что представляет собой Эрос на самом деле, так как это архетипическая сила, которая выходит далеко за пределы нашей способности к интеллектуальному пониманию. С эмпирической же точки зрения представляется, что в его основе лежит состояние мистического соучастия, которое Юнг называл «архаической идентичностью». Это бессознательное соглашение коллективных представлений и эмоциональных ценностей. В основе такой архаической идентичности лежит общее предположение, что то, что хорошо для меня, хорошо и для других, и что поэтому у меня есть право судить о ситуации других людей — то есть, принципиально говоря, другие люди такие же, как и я. Это изначальная, фундаментальная социальная и инстинктивная связь, которая объединяет всех людей и даже может включать в себя животных, растения и другие элементы внешнего мира. Даже христианская братская любовь и сострадание буддистов основываются на этом глубоко укоренённом инстинктивном факторе. Символический образ Антропоса или божественного человека включает в себя этот аспект, и он часто описывается в мифах как основной материал, из которого создаётся весь космос. Так обстоит дело с Пурушей в Индии, Пань Ку в китайской мифологии, гигантом Имиром в германском мифе творения, Гайомартом в Персии или Осирисом-Ра в Египте. Также и иудеохристианские фигуры первого и второго Адама (вторым Адамом является Христос) включают в себя этот аспект. Согласно некоторым мидрашим, например, Адам был первым космическим гигантом, в котором все души человечества были объединены подобно «нитям в фитиле». Христос выполнял ту же функцию по отношению к христианской общине, так как все христиане являются братьями и сёстрами во Христе.

Феномен архаической идентичности не в полной мере учитывает большие различия, существующие между людьми. В архаических обстоятельствах такие различия проявляются в племенных междоусобицах между различными группами одного народа, а иногда даже в хаотических социальных условиях, в которых каждый находится в состоянии войны со всеми остальными, как это происходило, например, в период междуцарствия.

Тем не менее, наличие неизбежных личных напряжённых отношений и военных действий также заставляет нас понять, что другие люди иногда отличаются от нас и не всегда ведут себя в соответствии с нашими ожиданиями. Это подводит нас к явлению, которое Юнг называл возвращением проекций. В рамках этого процесса нас настигает понимание, что некоторые наши предположения и суждения о других людях относятся скорее не к ним, но к нам самим. Тем не менее, прозрения такого рода остаются довольно редкими, и кажется, что мы находимся только на начальных стадиях реализации этого в глобальном смысле. Распознавание и осознание проекций приобретают особенную важность в случаях, когда существуют большие различия, как, например, между мужчиной и женщиной или между весьма чуждыми этническими группами и нами самими.

Только после возвращения проекций становятся возможными отношения — как противоположность архаической идентичности. Это, однако, предполагает психологическое понимание. У нас есть дипломаты в зарубежных странах, которые в действительности должны поставлять нам психологическую информацию. Насколько плохо это всё функционирует на самом деле, к сожалению, тоже очень хорошо известно. Во всех многонациональных и демократически организованных обществах предпринимаются попытки каким-то образом регулировать взаимодействие различных групп и отдельных лиц внутри них без навязывания им строго соблюдения правил архаической коллективной идентичности. В отличие от такого рода архаической идентичности отношения дают место для идеи определённой дистанции. По этому поводу Юнг пишет: «Уменьшения расстояния являются частью самой важной и самой трудной главы процесса индивидуации. Опасность всегда заключается в том, что дистанция будет односторонней, неизменным результатом чего станут своего рода нарушения, за которыми последуют обиды. У каждых отношений есть своя оптимальная дистанция, которая, конечно, должна быть обнаружена эмпирическим путем» ^[26].

По всей вероятности мы находимся в миллиардах лет от способности актуализировать такие свободные взаимные связи между людьми. Более глубокое уважение к реальным отличиям других людей или других национальных групп также необходимо, как и интимность чувства идентичности. Однако даже это не самый последний возможный этап развития. Очевидно, что на поверхности (то есть на внешнем краю нашей диаграммы) это ощущение инаковости могло бы вызвать чрезмерную фрагментацию или изоляцию сознательных индивидуальных эго. По этой причине есть ещё четвёртый этап, который Юнг упоминает как предопределённые личные связи определённых людей через Самость. Это своего рода возвращение к первому уровню, однако на более высоком, более сознательном уровне. Это отношения с Самостью в другом человеке, с его или её целостностью, с единством противоположностей внутри него или неё. Только любовь, не интеллект, может «постичь» другого человека таким образом. Эта форма любви, писал Юнг, «не перенос, не дружба в обычном смысле, и даже не симпатия. Она более примитивна, более первозданна и более духовна, чем всё, что мы способны описать. Речь уже более не о вас или обо мне по отдельности, речь о множестве тех, частью которых вы являетесь, и каждый при этом сам является частью тех, чьи сердца он затронул. Инаковости там не преобладают, а скорее непосредственно присутствуют. Это вечная загадка, как мог бы я объяснить это?» ^[27]

Вероятно, это можно охарактеризовать как вневременную связь в вечности, которая в этом мире, в нашем пространстве-времени, проявляется как тайна, но именно она делает возможным любой истинный и глубокий контакт между двумя людьми. Именно эта тайна вступает в игру, когда у нас есть чувство по отношению к кому-либо, с кем мы встречаемся в первый раз, что мы уже всегда «знали» его — и оказывается, что это правда, не ошибка, как иногда случается в случае архаической идентичности. Такого рода отношения могут возникать между людьми одного пола, например, в случае «вечной» истории учителя и ученика, однако чаще это происходит в любовных отношениях мужчины и женщины, которые представляют собой максимально возможные противоположности между людьми. Согласно Юнгу, это последняя проблема отношений, которая лежит в корне всех проблем современного человечества. Либо мы должны стать способны преодолеть эти противоположности внутри нас самих, или же мы должны прекратить оказывать вклад в подготовку войны во внешнем мире. Личная любовь — это единственный существующий противовес фрагментации — или даже атомизации — современного общества. В личной любви может быть воскрешён образ Антропоса, а вместе с ним и «правда» за спинами людей, как Клаус увидел в своем видении.

Брат Клаус ни в малейшей степени не был ни слабым, ни сентиментальным. В своём наставничестве он, не колеблясь, вскрывал ложь и скрытые грехи своих клиентов; однако он всегда делал это с юмором и ласковой теплотой. Так как это признаки хорошего врача, Юнг говорил, что брат Клаус должен быть покровителем психотерапии. В каком-то смысле в его видении одетого в медвежью шкуру паломника проявилась персонифицированная, действующая в нём истина. Его любовь и теплота всегда была направлена на человека перед ним, так как отношения с каждым отдельно взятым человеком всегда уникальны — они всегда происходят между одним уникальным человеком и другим уникальным человеком. Только в таких отношениях наша душа может проявиться к жизни и проявить надличное я. Таким образом, как показывает фигура Христа-берсерка, некоторый внутренний разлом внутри Самости переплавляется в единство.