Ошибки аиста - Надежда Маркова Страница 10

Марина – приятная женщина лет тридцати пяти, с фарфоровой кожей, шоколадными, блестящими глазами и вальяжной купеческой леностью. Запрос ее состоит в том, что ей трудно найти себя в жизни, внутри нее живет ощущение бессмысленности всего и страх перед рождением ребенка. Страх забеременеть, носить, родить, растить, воспитывать. Вообще, для Марины дети тождественны страху.

На расстановки она приходит второй раз. Первая расстановка была на ее родительскую семью. Отец клиентки ушел, когда ей был всего один годик. И мы воссоздали ту детскую, травмирующую ситуацию и исцелили, по возможности, все, что поднялось в процессе работы на поверхность.

Папа сказал дочке,что всегда любил ее и любит. Что ушел он от ее мамы, а не от Маринки, и готов поддерживать ее как отец. Отец тепло благословил ее и мужа иметь детей.

Прошло полгода. Марина поделилась, что начала чувствовать себя более уверенной, целостной, у нее появились мысли заняться маникюрным дизайном. Но страх перед рождением ребенка остался. Абортов у ее отца с матерью не было. В семье ничего экстраординарного не случалось, куда идти я не знала. Ситуация казалась тупиковой.

– Может, имеют значение аборты мамы от других мужчин? – неожиданно спросила Марина. –Рассказывай, если знаешь, – попросила я. – Мама делала аборт от очень любимого мужчины, когда мне было лет пять. Я это разведала после первой расстановки.

Я почувствовала легкий удар в солнечное сплетение – одну из подсказок моего тела о том, что мы на верном пути, хотя ребенок был абортирован уже после рождения Марины. Других вариантов у меня не было... Мы начали сессию.

Расстановка

Вначале я попросила поставить только заместителя абортированного ребенка, чтобы исследовать, есть ли в нем отголоски тех симптомов, о которых говорит клиентка.

Через некоторое время ребенок начал метаться по комнате. При этом он делал резкие глубокие выпады в противоположные углы и затравленно оглядывался. Его морозило.

– Что с тобой происходит, ты можешь это выдержать? – спросила я у парня, заместителя ребенка.

– Меня преследуют. Мне страшно. Я хочу спрятаться. Я хочу жить, – сказал он, и его унесло в сторону от меня новой волной энергии.

Я поставила сама Маринину маму и ее любимого мужчину, родителей ребенка. Марина этого сделать не могла, она тряслась так же, как ребенок. Заместитель ребенка кинулся к матери и спрятался у нее за спиной. Женщина, не оглядываясь, сзади обхватила его руками, прижала к себе и начала оседать, закатывая глаза. Я позволила следовать движениям тела, и они долго лежали, обнявшись, на полу. Мужчина сначала долго не хотел смотреть в их сторону, потом он стал на колени у их изголовья. Он гладил голову женщины и говорил:

– Это я вас убил, я виноват.

Потом посмотрел на ребенка, дотронулся до его плеча и сказал:

– Я так сожалею. Это моя ответственность и моя вина.

Близилась развязка и завершение. Но заместитель ребенка продолжал трястись, да и Марина тоже. Неожиданно парень вскочил на ноги и, глядя на отца, прошептал:

– Не только ты, папа, виноват. Они меня мучили. Они должны отвечать, – он смотрел в пространство перед собой, я в замешательстве смотрела на него. Кто это может быть?

Слово пришло из ниоткуда: врачи. Я поставила мужчину и женщину перед заместителем абортированного ребенка. И, придерживая его сзади, сказала:

– Это врачи.

Если бы я заранее предусмотрительно не взяла парня за плечо, он бы кинулся на них с кулаками. Злость, ненависть и бессилие клокотали в его горле:

– Это ваша ответственность. Вы не врачи, вы – садисты! Вам отвечать за это!

Отец и мать встали за ребенком, поддерживая его и друг друга, и каждый из них сказал врачам:

– Это и ваша ответственность.

И врачи склонились перед ними в поклоне, признавая свою вину.

Только тогда ребенок успокоился и задышал ровнее. Марина тоже пришла в себя и просияла. Она сама попросилась в расстановку и горячо обняла своего неродившегося брата:

– Я вижу, как тебе было больно и страшно, и я несла это вместе с тобой, чтобы облегчить твои страдания. – Этот страх и эта боль принадлежат мне. Я буду нести это сам. Уважай мою силу.

Все началось со свадьбы

...Свадьба. Женщина танцевала в свете хрустальных люстр. Руки лебедями вздымались вверх,платье цвета плавленого серебра то разлеталось волнистыми фалдами, то облегало ее красивые ноги. Кирилл, даже не поприветствовав жениха с невестой, шагнул к этой женщине.

Кирилл – двухметровый увалень с раскосыми глазами цвета топазов или топленого меда. Высокие скулы, чувственный рот. Этакая смесь русского медведя и наследника татаро-монгольского ига. У него даже фамилия восточная – Нат Вин Чан. Только со временем он стал ее писать слитно – на русский манер.

Он уже 3 месяца в разводе. Его бывшая жена Эллочка – женщина-веточка, женщина-льдинка. Холодно с ней, и поломать боишься. И матка у нее «детская». Такой диагноз вынесли врачи, а значит, иметь детей с ней проблематично.

– Ну и что,– резонно говорила теща Клара Феоктистовна, перекатывая папироску из одного угла рта в другой, – многие живут без детей – и ничего!

Зять дипломатично молчал. Но, в сто первый раз получив отказ жены от выполнения супружеского долга, плюнул, собрал вещи и ушел.

Сейчас перед ним в ореоле золотистых кудрей танцевала сама ЖИЗНЬ. Он обнял ее за талию, уверенно повел в танце и уже не хотел отпускать ни за что.