Философия без дураков. Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться? - Александр Силаев Страница 10

Знание адаптирует. – Грязные ругательства тоже. – Береза кое-что знает. – Программы и последствия. – Красавицы, боксеры и все-все-все. – Наша комната – это фенотип. – Что подселим в мозг?

Эпистемология про то, что мы можем знать и как именно, а онтология – это учение о мире. Но теория, по большому счету, всегда одна и та же. От того, какая у нас эпистемология, зависит, какая у нас будет онтология. И наоборот. Эти доски связаны. Сделав ход на одной, что-то делаешь и на другой. Рассказывая, как возможно что-то знать о мире, мы рассказываем о том, как устроен мир, и наоборот.

Здесь, начав с вопросов «про знание», мы уже во многом описали мир. Но давайте уточним, что такое знание. Мы уже сказали, что оно у нас понимается в самом широком смысле и где об этом можно подробнее прочитать (у Дэвида Дойча в «Структуре реальности»).

Далее будет несколько тезисов, столь важных, что они дословно выписаны мной два раза. Здесь и в книжке, как это ни удивительно, про инвестиции и трейдинг. Хотя ничего удивительного: если заниматься чем-то по уму, всегда желательно начинать с базовой онтологии, прежде чем поделиться неким знанием, например тем, что вообще понимается под знанием и чем хорошее знание отлично от того, что им кажется.

Итак, уже понятно, знание – это не только то, что находится на странице учебника.

Знание – это то, что адаптирует к миру – раз.

Чем лучше адаптирует, тем лучше. Переиначивая, получим другое определение: что адаптирует – то и знание. Если за углом школы учат каким-то непристойным вещам, но это лучше адаптирует к жизни, чем заучивание параграфа по органической химии, то лучшее знание сейчас получает прогульщик Вася за углом, а не заучка Петя за партой.

Что значит – адаптирует? Способствует выживанию носителя определенных программ и распространению этих программ за пределы его тела.

В случае животных программы заключаются в генах, а успешное распространение сводится к оставлению максимального потомства. Человека это тоже касается, но его программы не только в генах, они в культуре – с легкой руки Ричарда Докинза это стали называть «мемами». Например, прогульщика Васю за углом школы научили определенным грязным ругательствам, это уже элемент культуры. Если он будет ругаться неловко и не к месту (например, вставляя подобные слова в тест ЕГЭ), это понизит его статус. Но обычно люди приобретают новое знание вместе с правилами уместного употребления. Если Василий будет употреблять новые слова к месту, это, вероятно, несколько повысит его статус в референтной группе. Его девушка и младший товарищ, возможно, скопируют его культурную норму, и грязные ругательства продолжат распространение в качестве культурных программ данной популяции как повышающую привлекательность их носителя.

Но давайте заступимся за химию. Пока заучка Петя ее вызубривал (это тоже полезное знание, но ограниченное – позволит сдать завтрашний экзамен, но не более), Катя полюбила предмет и впоследствии стала выдающимся химиком, автором научно-популярных книг и вузовского учебника. В плане социального статуса она обогнала и Васю, и Петю, более того, матерные мемы Васи заразили только двух близких, а ученые мемы Кати заразили тысячи незнакомых людей. В общем, учите химию – тем более что все матерные ругательства мы и так отлично знаем.

Мы начали с того, что знание адаптирует, это раз. Можно сказать, что оно адаптируется к миру путем того, что адаптирует нас. Далее…

Знание – это всегда программа или данные для программы – два.

Можно сказать, что нечто, в чем заключено знание, всегда запрограммировано на что-то.

Знание – это всегда гипотеза о внешнем мире – три.

Считается, что биологи могут восстановить примерную картину окружающей среды миллионы лет назад, если им дать гены того, кто имел с этой средой дело. Чтобы в ней выжить, он должен был иметь о ней адекватные представления, даже если он простой хомячок. Нет таких хомяков, которые ничего не знали бы о мире. Если бы у нас был другой мир, у них были бы другие гены. То же самое касается жуков, деревьев и нобелевских лауреатов – все они адаптированы путем того, что их гипотезы как-то отражают реальный мир.

Можно добавить четвертый пункт: программа легко копируется, иначе как она попадет на новый носитель?

А ведь успешные программы живут сильно дольше носителей. Если объединить все пункты, мы получим примерно следующее.

Знание – это адаптирующая программа-репликатор, построенная на гипотезе о внешнем мире.

Везде, где мы видим это, мы говорим о наличии знания. Но это действительно очень широкое определение, оно тождественно жизни в целом.

Любая букашка – кладезь знаний.

Далее, в этой онтологии все, чем является человек, – это, в общем-то, его знания и следствие его знаний. Например, мы видим красивую девушку. Ее красота – это проявление разновидности знаний.

Давайте присмотримся, где там знания? Во-первых, в генах. В ходе отбора они успешно оптимизированы под задачу повышения сексуальной привлекательности выше среднего в популяции. Это значит, что в генах есть имплицитное представление о популяции, условиях жизни этой популяции, доминирующем типе психофизиологии и культуры, отвечающих за то, что они находят привлекательным, а что нет.

Короче, на этой флешке – огромная энциклопедия. И наша героиня – плод программ, строящих ее тело согласно этой энциклопедии. Но этого мало. Привлекательный человек – это ведь не только тело. Если бы наша героиня в младенчестве потерялась в лесу и выросла с обезьянами, мы получили бы девочку-зверушку, следствие необратимого процесса замещения человеческих паттернов поведения нечеловеческими. Это существо, например, уже не смогло бы освоить речь. Счесть это сексуально привлекательным мог бы редкий человек, и его самого сочли бы девиантом.