Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - Альфред Щеголев Страница 10

Прежде чем говорить об этом типе ложной женщины, следуетзаметить, что гиперсоциальность ее – это, прежде всего, ее сверхморальность, иименно это основное свойство ее души заставляет задуматься над вопросом: чтопривлекает гиперсоциальную женщину в морали? Почему истовое служение моралистановится ее жизненным идолом?

Для начала я хотел бы сказать несколько слов о морали инравственности, об их различии, иначе суть гиперсоциальной женщины не можетбыть понята правильно.

В обыденном сознании мораль и нравственность – синонимы.Мораль рассматривается как особая форма общественного сознания и видобщественных отношений и трактуется как один из способов регуляции действийчеловека в обществе (с помощью моральных норм). Таким образом, мораль естьсоциальная, общественная этика, она базируется на предписаниях должногоповедения в обществе, на внедренных в сознание людей и усвоенных ими правилахобщежития.

Мораль ориентирует человека на избранный в данном обществеили социальной группировке образец поведения, который позволяет этому обществуили группировке сохранять сплоченность и взаимодействие. Следованиеопределенным моральным нормам позволяет не только выживать в обществе, но испособствовать его стабильному существованию. Поэтому мораль достаточноцелесообразна, умственна, относительна, хотя и традиционна, для морали вовсе необязательно понятие совести, ей вполне достаточно рассудочности человека.

Другое дело, что общество и связанное с ним «общественноесознание» часто наивно, а иногда и самозабвенно полагает свое социальноеустройство наилучшим, а потому и мораль свою желает сделать «совестью» своихграждан. Именно поэтому «моральное» и «нравственное» постоянно отождествляютсяв общественном сознании, хотя по истокам своим они не тождественны.

Нравственность как нрав, как этика личности, предполагает вчеловеке способность любить и сострадать прежде всего, способность сопереживатьдругим по совести, по внутренней приобщенности всего живого к Высшему источникуодушевленной жизни и благоговению перед ним, мораль же предполагает в человекеспособность помнить и соображать, сообразовывать свое личное поведение собщепринятыми правилами поведения в обществе.

Выражаясь кратко, можно сказать: нравственность – этикасердца, мораль – этика ума; нравственность служит цельности личности, мораль –цельности общества; нравственность может быть аморальной, мораль – бессовестной(например, мораль фашиствующих обществ). Провозвестник Высшей нравственностибыл распят на кресте тем высокоморальным обществом, которое сочло Его проповедиаморальными, и это была ярчайшая «победа» общественного сознания и его моралинад совестливым сознанием Личности. И если припомнить здесь также историю сСократом и другими мучениками Совести, то можно убежденно констатировать, чтораспинаемость – единица измерения праведности в обществе, причем носителиморального сознания, неподкупные охранители общественных устоев, как правило, встане гонителей, носители же нравственного, совестливого – в числе гонимых, ибообщественная мораль очень негодует, если кто-то берет на себя смелость обличатьее безнравственность, бессовестность, а то и просто бесстыдство, и всякий раз,когда такой праведник призывает людей к покаянию, уязвленная этим моралькричит: «Распни его, распни!»

Смешение морали и нравственности в системе жизненныхценностей особенно ярко проявляется у гиперсоциальной женщины. Правильнее былобы говорить даже не столько о смешении, сколько о смещении этих категорий в еесознании, когда желание добра и любви в отношении к людям подменяетсятребованиями морали, то есть предписаниями благопристойного, благонамеренного иупорядоченного поведения в обыденной жизни общества. При этом гиперсоциальнаяженщина эмоционально насыщает и перенасыщает свои моральные требования«вдохновением» и «энтузиазмом» нравственного деяния, ревниво ожидая отокружающих не просто соблюдения моральных приличий и установлений, нонеукоснительного и чуть ли не молитвенного служения им. Неспособная невольно иестественно пробудить своим влиянием совесть в душах «заблудших» братьев исестер, как это легко сделала бы истинная женщина, она громогласно призываетграждан к «сознательности», напоминает им о порядке и дисциплине. И горе тем,кто не внемлет ей, – их она судит, осуждает и не знает пощады. Она мнитсебя рыцарем общественных добродетелей и жаждет быть справедливой там, гдепо-женски могла бы быть просто милосердной.

Гиперсоциальная женщина не правомочно ставит свою мораль насвятое место своей совести и потому пламенно-трескуче и бездумно-фанатичноабсолютизирует те общественные отношения, которые порождают эту мораль, полагаяих наиболее правильными, основательными, законными, «порядочными» и, главное,единственно приемлемыми для всех без исключения. Она борется за «чистоту» и«правду» этих отношений, наивно думая, что проповедуемая ею мораль есть прямой путьк «счастью» всех вместе и каждого в отдельности.

Ее логика убого прямолинейна: если все станут«сознательными» членами общества, то наступит всеобщее благоденствие идовольство; вся беда в «несознательности», в лености людей, в их порочной«безыдейности». И она желала бы быть катализатором этого сознательного«прозрения», повивальной бабкой грядущего вслед за этим преображениемсоциального «рая». Ее отличает поразительная убежденность, «идейность»,отдающая какой-то смесью тупости, упрямства и демонстративности в правоте ивысоте тех моральных догм, которые заменяют ей совесть в ее выхолощенной«сознанием» душе.

Отказываясь от золота нравственного жизнеощущения и заменяяего бумажными купюрами трезвой морали, она разворачивает общественнуюдеятельность, словно иллюстрируя ею свои «непогрешимые» принципы и устои. Весь«преображающий» характер этой деятельности сводится к жажде воцарения«порядка», «дисциплины», «нормы» во всем, ведь в ее представлении в этом –основной смысл существования рода человеческого. Но более всего желает онакакого-нибудь, пусть даже самого ничтожного, социального лидерства, ибо здесь,как ей мнится, она почетно развернет поле своей «достойной» деятельности,сможет все «упорядочить», все «поставить на место», на все наложить печать своей«мудрой заботы», всех «исправить» и, конечно же, через это «осчастливить».Общественное лидерство глубоко захватывает ее, она буквально пронизана своимучастием в социальном строительстве, а само это строительство мнится ейвеличайшим священнодействием ее жизни.

Социум имеет в ее лице неподкупную жрицу общественнойморали, гордую своим высоким призванием и неистово негодующую по поводу всякой«аморальной» крамолы. И при этом гиперсоциальная женщина никогда не чувствуетусловности и известной искусственности общественных отношений, душу свою онавкладывает в деятельность, весьма далекую от истинно женского призвания вжизни. Она имеет почти всегда неглубокое, некритичное, чаще неумное и дажевовсе тупое представление о природе того общества, в котором так отчаяннодействует и идеальной выразительницей которого себя считает. Механизмсоциального устройства мира сего принимает она за идеальный организм царстванебесного, и именно это порождает в ней страстный, почти религиозный фанатизмобщественницы.