На грани апокалипсиса - Анатолий Кулемин Страница 9

Все это Сталин проговорил с тихой гневной вкрадчивостью, которая была предвестником гибели многих из тех, кому суждено было ее услышать, затем, медленно повернувшись и мягко ступая, он подошел к своему рабочему столу и начал не торопясь набивать табаком трубку.

Сегодня, первого мая, рано утром из Берлина Сталину позвонил командующий войсками 1‑го Белорусского фронта Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Этот звонок был вызван теми чрезвычайными обстоятельствами, которые произошли в Берлине ночью, и о которых Жуков обязан был немедленно доложить Верховному главнокомандующему. В связи с важностью этого доклада маршал даже попросил дежурного генерала разбудить Верховного: Сталин в это время был на даче и уже спал.

Это был доклад, суть которого заключалась в том, что для ведения переговоров о перемирии на командный пункт 8‑й гвардейской армии был доставлен начальник Генерального штаба германских сухопутных войск генерал Кребс. Для переговоров с генералом Кребсом он, Жуков, направил своего заместителя генерала армии Василия Даниловича Соколовского.

Именно этот доклад, к тому же сделанный в такой знаменательный день – первого мая – заметно поднял настроение Сталина. В таком приподнятом настроении Верховный пребывал, стоя вместе с другими руководителями партии и членами правительства на трибуне Мавзолея Ленина во время Первомайского парада и демонстрации, в таком же настроении Сталин находился и сейчас.

Даже «ложка дегтя» – сообщение Жукова о самоубийстве Гитлера – не смогла испортить Сталину ощущения праздничности и внутренней удовлетворенности. И вот теперь – это…

Прошло не меньше минуты (или докладчикам так показалось?), прежде чем Сталин заговорил вновь, но сейчас интонация в его голосе изменилась. В нем уже не было пугающей вкрадчивости.

– Разве мы можем обвинять в чем-то тех людей, которые и сейчас, ежеминутно рискуя своими жизнями, продолжают выполнять свой долг, добивая зверя в его же логове?

Сталин раскурил трубку, посмотрел сквозь дым на Берию и Абакумова: те стояли, ожидая своей участи, не шелохнувшись. Неизвестно как сложилась бы их дальнейшая судьба, не будь ночного доклада Жукова… Сталин подошел к столу заседаний, отодвинул крайний стул из длинного ряда таких же близнецов, сел и жестом руки указал на стулья, стоящие напротив – по другую сторону стола, – приглашая тем самым к нему присоединиться.

– Кому, как не вам, знать, что разведка, как и любая другая войсковая операция, состоит не только из побед, но и из досадных поражений, – дождавшись, когда докладчики усядутся, продолжил Сталин и вдруг неожиданно для них спросил: – А где Меркулов? Почему он не пришел с вами?

– Он в приемной, товарищ Сталин, – ответил Берия. Он первым отошел от только что пережитого шока, хотя голос его все же подрагивал. Впрочем, как и Абакумов, он уже понял: на сей раз меч пролетел над головой так близко, что обдало ветром, но… он уже пролетел. – А не зашел… Ведь вы не вызывали его.

– К Сталину по приглашению ходите, как на свидание к девице!..

Сталин вновь сделал длинную паузу, сидел, попыхивал трубкой, а когда заговорил снова, голос его был уже спокойным:

– Я думаю, все участники этой операции должны быть отмечены правительственными наградами в зависимости от степени их участия.

После того как Берия с Абакумовым покинули кабинет, вошел Меркулов. Сталин поздоровался с ним за руку и пригласил присесть на тот стул, на котором только что сидел Берия, сам же отошел к своему рабочему столу и, вернувшись, положил перед Меркуловым личное дело Озерова.

– Его семья ни в чем не должна нуждаться… Позаботьтесь об этом, пожалуйста, Всеволод Николаевич.