Точка возврата - Валерий Хайрюзов Страница 9

— Какое у тебя звание?

Честно говоря, я не ожидал, что этим вопросом прямо на пороге штурманской комнаты меня встретит мой командир Иннокентий Ватрушкин.

После окончания летного училища в новенькой серой летной форме и белой рубашке, наглаженный и начищенный я приехал на свой первый вылет.

— Лейтенант, — бодро ответил я, еще не понимая, к чему этот неуместный в данном случае вопрос.

— Вот что, лейтенант! — Ватрушкин сделал паузу, быстрым глазом оглядел мою форму и строго произнес:

— Если хочешь стать капитаном, больше на вылет не опаздывай!

Я машинально глянул на часы. До вылета в Жигалово, который значился в нашем задании, оставалась еще уйма времени, целых пятьдесят минут. Тем более что рейс был почтово-грузовым, есть-пить не просил и жаловаться на задержку с вылетом ни у кого причин не было.

— Это не твое время, — словно угадав мои мысли, строго произнес Ватрушкин. — На вылет надо являться за час, а тот, кто хочет стать капитаном, является за два.

Я промолчал. Хотя Ватрушкину еще не было и пятидесяти, но он был знаменит на всю Сибирь, на него показывали пальцем: он-де знал самого маршала Иосипа Броз Тито. Друзья-летчики сказали: мне повезло, что посадили летать с таким опытным командиром.

Ватрушкин был одним из немногих, кто пришел в авиацию еще во время войны пятнадцатилетним мальчишкой. Был мотористом, потом переучился и стал летчиком. Рассказывали, что во время войны бывал в Италии, в той самой авиационной части, которая спасла Тито, когда партизанский штаб в Югославии обложил немецкий спецназ.

Были у Ватрушкина взлеты, когда он командовал авиаотрядом в Киренске, были и падения, и тогда ему приходилось начинать свою летную жизнь как бы с нуля. Впрочем, начальство, уважая его боевое прошлое, с пониманием смотрело на его очевидные слабости, например, всем была известна его склонность к послеполетным фронтовым, как он сам выражался, ста граммам. Для острастки иногда ему все же грозили пальцем: мол, смотри, Михалыч, делаем последнее предупреждение. Но где найдешь такого летчика! Такие, как Ватрушкин, на дороге не валяются.

Ватрушкин был летчиком от Бога, и ему доверяли самые трудные задания. Он летал на аэрофотосъемки, садился там, где не только приземляться, но и ходить-то было опасно. Он знал все пригодные и непригодные площадки, доставлял туда врачей, вывозил больных и не считал свою работу особенной.

— Нам сказали — мы слетали, нам бы стопочку подали, — посмеиваясь, говорил он, вернувшись из очередного полета.

К нему в экипаж меня направили после того, когда его второй пилот Коля Мамушкин на оперативной точке прогулял с местной красавицей ночь, а утром пришел на вылет, как было написано в медицинском протоколе, с остаточными явлениями алкоголя. Наказание последовало незамедлительно, Мамушкина было предложено уволить. Чтобы спасти его, Ватрушкин предложил на полгода отправить Мамушкина на одну из открывшихся посадочных площадок на север области. Скрепя сердцем летное начальство пошло ему навстречу, Мамушкина вначале отправили в Карам, а затем перевели в Ченгилей.

Сделав мне втык, Ватрушкин тут же приказал лететь на грузовой склад и получить почту, а если подвернется, то и попутный груз.

— Чтоб через двадцать минут все было в самолете! — добавил он.

На складе нашу почту еще никто не загружал. И, судя по всему, не собирался этого делать. Грузчики принимали московский рейс.

— Людей у меня нет, — развела руками начальник грузового склада. — Если хочешь вылететь вовремя, грузи сам. Кстати, а вот и ваша сопровождающая.

Он показал на светловолосую девчушку, которая упаковывала парашютную сумку. На ней была синяя колоколом юбка, и, глядя, как она приседает, мне показалось, что она похожа на подпрыгивающий шарик.

— Так это, значит, вас мы повезем до Жигалова? — улыбаясь своим мыслям игриво сказал я, подождав, пока шарик отскочит от земли.

Девушка резко оглянулась. На меня глянули огромные в пол-лица глаза.

— Что значит «повезем»? — медленно произнесла она, оглядев меня с головы до ног, и я увидел, как язвительная улыбка тронула ее губы. — Возят груз, а я лечу сама!

Испортив мне настроение, она, шмыгнув носом, присела и продолжила впихивать в сумку бумажный пакет.

— Давайте помогу, — я взял пакет и, нагнувшись, открыл сумку пошире. И неожиданно увидел в нем собранный по всем правилам ранцевый парашют.

— Вы поосторожнее, там у меня специи, — сказала девушка.

— Что, решили этого кабана, — я кивнул на лежащий парашют, — замариновать? Откуда он у вас взялся?

— Мне его подарили, — уже спокойнее ответила девчушка. — Вот, везу с собой как учебное пособие.

— Вы, случаем, автомат Калашникова не везете? — не очень удачно пошутил я.

— Да если бы и везла, вам-то до этого какое дело!

Ответ превзошел мои ожидания, сопровождающая повела себя так, точно она, а не я будет распоряжаться, что везти в самолете. В ее голосе почувствовалась обида. И все же меня это не остановило, более того, я решил поставить пассажирку на место.

— Мне до всего есть дело, — стараясь придать своему голосу необходимую твердость, сказал я. — У вас, должно быть, и документы на все это есть?

Девушка выпрямилась, глаза стали узкими и сверкнули, как бритва. Мне даже показалось, что сейчас между нами произойдет короткое замыкание. Но она погасила взгляд и спокойным голосом произнесла:

— У меня нет ничего, что было бы запрещено брать на борт.