Золотой город - Наталия Осояну Страница 9

Холфорд скрывал свое состояние еще трое суток и признался во всем Рэнсому, только когда стало совсем невмоготу. Таинственный попутчик все это время не знал отдыха: еще семь связок из перьев, косточек и раковин обнаружились в разных местах, и с каждым новым амулетом пираты мрачнели все сильнее. Молодой Мэтью Уотсон, отстоявший ночную вахту, клялся потом, что видел идущую по волнам женщину с длинными распущенными волосами, которые развевались по ветру, как пряди паутины.

Над Мэтью даже не пытались шутить, потому что втайне многие верили, что у событий последних дней нет и не может быть иного объяснения, чем колдовство. Как-то утром прямо возле штурвала нашлась даже глиняная индейская трубка, чей хозяин так и остался неизвестным. Рэнсом рвал и метал; он устроил обыск, хотя сам точно не знал, ищет ли ведьму или шутника, который мастерит все эти штуки; он стал подозрительно поглядывать на индейца Бена, но метис был, как всегда, невозмутим, и догадки квартирмейстера о его возможной причастности к происходящему не подтвердились.

У капитана не было сил следить за всеми этими удивительными событиями. Его бросало то в жар, то в холод; руки так дрожали, что он не мог удержать стакана, не пролив при этом половины содержимого. Однако хуже всего был смех — тот самый смех ведьмы, что раздавался на проклятом острове. Пират слышал его в шуме ветра, в скрипе корпуса и мачт, а еще иногда смех раздавался в его каюте, причем в совершенной пустоте.

— Дай руку, — попросил Рэнсом, выслушав сбивчивый рассказ капитана.

Холфорд, немного удивленный такой просьбой, повиновался — и через секунду обнаружилось, что он не может пожать ладонь квартирмейстера. Пальцы не слушались, не желали сгибаться, а саму руку и немногим позже все тело охватила странная слабость.

— Что со мной такое? — спросил Холфорд, стуча зубами от холода. — Я умираю?..

Рэнсом вместо ответа позвал юнгу и велел привести врача. Коул, вопреки обыкновению, оказался трезв. Так, Холфорду показалось сначала, что это была удача, но вскоре выяснилось, что старый доктор, даже не будучи пьян, не способен разобраться в симптомах, которые не похожи на то, с чем ему уже приходилось сталкиваться за годы морской жизни. Раны, колотые и резаные, ампутация конечностей, даже трепанация черепа — с этим он мог справиться, но желтая лихорадка и ей подобные хвори, вызванные невидимыми причинами, повергали доктора в отчаяние. Он приложил черную трубку стетоскопа к груди Холфорда, долго прислушивался к хрипам в его легких, вздыхал. На его бледном, похожем на непропеченный блин лице застыло выражение покорности и страха. В конце концов, капитану это надоело; он приказал Коулу сделать хоть что-нибудь — и хирург не нашел ничего лучше, как отворить ему жилу и пустить кровь.

Что было дальше, Холфорд не запомнил: он потерял сознание еще до конца процедуры. Рэнсом потом рассказал ему, что Коул сидел рядом, с унылым видом размышляя о чем-то своем, пока не убедился, что на лице больного вновь появился румянец, а дыхание сделалось ровным и глубоким. После этого доктор сообщил квартирмейстеру, что больше ничего не может сделать, и ушел к себе в каюту.

Утром выяснилось, что он исчез.

Случись такое неделю назад, пираты не сомневались бы в том, что Коул допился до чертиков и выпал за борт, потеряв равновесие, или даже сам сиганул в воду, вообразив спьяну, что находится где-нибудь на берегу, а не на корабле посреди открытого моря. Но теперь все они окончательно уверились в том, что индейская ведьма действительно пробралась на «Нимфу» и намерена от безобидных шалостей перейти к мести тем, кто потревожил ее покой. Сохранять спокойствие пиратам становилось все труднее; предчувствие надвигающейся беды овладело всеми без исключения.