Джузеппе Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма Страница 9

Пока меняли лошадей, ребятишки и деревенские кумушки обступили экипаж. Когда четверка лошадей унесла карету, скрывшуюся за углом, толпившийся народ, размахивая руками, стал расходиться по домам. Одних развеселил, других удивил невиданный доселе экипаж, переехавший мост. Мост был построен по приказу славного короля Станисласа, пожелавшего связать с Францией свое крошечное королевство. Много разных экипажей проезжало по мосту из Эльзаса. Местным жителям не в диковинку были причудливые фургоны, привозившие по базарным дням из Фалсбурга уродцев о двух головах, дрессированных медведей, бродячий цирк с акробатами, цыганский табор.

Однако не только смешливых ребят да старых сплетниц способен был ошеломить своим видом громоздкий экипаж на огромных колесах с крепкими рессорами. Тем не менее он катился с такой скоростью, что зрители не могли не воскликнуть:

– Непохоже на почтовую карету!

Читателю повезло, что он не видел подобного экипажа; позвольте же нам описать это чудовище.

Начнем с главного кузова (мы называем его главным кузовом, потому что впереди него было еще нечто вроде кабриолета). Итак, главный кузов был выкрашен светло-голубой краской, а посреди каждой стенки – изящные вензеля из замысловато переплетенных между собой «Д» и «Б».

. Два окна, именно окна, а не окошка, с занавесками из белого муслина, освещали карету изнутри. Но окна эти были почти невидимы для непосвященных, так как находились на передней стенке кузова и выходили на кабриолет. Решетка на окнах позволяла разговаривать с тем, кто находился в кузове, и вместе с тем можно было откинуться на нее, не разбив стекол, задернутых занавесками.

Кузов этот, находившийся позади, был, очевидно, основной частью диковинного экипажа. Он имел восемь футов в длину и шесть – в ширину, освещался только через окна, а свежий воздух поступал через застекленное окошко второго этажа. Продолжая описание удивительных особенностей экипажа, привлекавших внимание прохожих, добавим, что на крыше была еще жестяная черная труба по меньшей мере в фут высотой, из которой клубился голубоватый дым, превращавшийся затем в белые облачка, волнами стлавшиеся вслед за уносившейся каретой.

В наши дни подобное сооружение могло бы навести на мысль об изобретении, в котором инженер гениально сочетал мощность пара с выносливостью лошадей.

Это казалось еще более вероятным оттого, что к карете, запряженной, как мы уже говорили, четверкой лошадей, управляемых парой форейторов, была привязана сзади еще одна лошадь. Маленькая, вытянутая голова лошади, тонкие изящные ноги, узкая грудина, густая грива и летевший по ветру хвост свидетельствовали о том, что это скакун. Лошадь была оседлана – значит, время от времени кто-то из путешественников, будто заключенных в Ноевом ковчеге, доставлял себе удовольствие проехаться верхом и скакал галопом рядом с каретой, которая, пожалуй, не вынесла бы такой скорости.

В Понт-а-Муссоне сменившийся кучер получил, помимо вознаграждения, двойные прогонные; прогонные протянула ему белая мускулистая рука, высунувшись между кожаных занавесок, отгораживавших переднюю часть кабриолета почти так же надежно, как муслиновые занавески скрывали переднюю часть главного кузова.

Обрадованный кучер проворно снял шляпу и воскликнул:

– Благодарю вас, ваша светлость!

Звучный голос ответил на немецком языке, который еще понимают в окрестностях Нанси, хотя уже не говорят на нем:

– Schnell, schneller!

В переводе на французский это означало:

– Быстро, скорее!

Форейторы понимают почти все языки, когда обращенные к ним слова сопровождаются звоном металла, который очень любит эта порода людей, о чем прекрасно осведомлены все путешественники.

Вот почему два новых кучера делали все возможное, чтобы заставить лошадей помчаться галопом в начале пути. Однако после неимоверных усилий, больше делавшим честь их крепким рукам, чем лошадиным ногам, они вынуждены были, устав от бесполезной борьбы, перейти на рысь, позволявшую делать по две с половиной – три мили в час.

Около семи переменили лошадей в Сен-Михеле, та же рука протянула между занавесок плату за почтовый прогон, тот же голос отдал прежнее приказание.

Само собой разумеется, что необычайная карета вызвала столь же сильное удивление, как в Понт-а-Муссоне, экипаж выглядел еще фантастичнее в надвигавшихся сумерках.

После Сен-Михеля дорога поднималась в гору. Лошади пошли шагом: полчаса ушло на то, чтобы преодолеть около четверти мили.

Одолев подъем, форейторы дали лошадям передохнуть, и путешественники могли, откинув кожаные занавеси, окинуть взором широкий простор, постепенно исчезавший в вечернем тумане.

Погода была ясная и теплая до трех часов пополудни. К вечеру стало душно. Огромное белое облако, тянувшееся с юга, будто пыталось угнаться за каретой. Прежде чем путешественники успели доехать до Бар-ле-Дюка, где форейторы предлагали на всякий случай остановиться на ночлег, облако едва не настигло карету.

Продолжая надвигаться, огромная туча опускалась все ниже, расползалась по земле, смешиваясь с туманом, как бы расталкивая другие голубоватые облачка, которые пытались расположиться по ветру, словно корабли во время морского сражения.

Вскоре за огромной, пугающе белой тучей, расползавшейся по небу со скоростью прибывающей во время прилива воды, исчезли последние солнечные лучи. Тускло-серый свет просачивался сквозь облако, едва освещая землю. Листья на деревьях затрепетали, хотя даже слабый ветерок не колебал их, и потемнели, как бывает после захода солнца.

Внезапно вспышка молнии распорола тучу, небо словно раскололось на тысячу огненных кусков, испуганный взгляд проникал в неизмеримую глубь небосвода, пылавшую, словно адская бездна.

В тот же миг удар грома, достигший лесной опушки, вдоль которой проходила дорога, потряс землю и подстегнул огромную грозовую тучу, словно бешеного коня. Карета, однако, продолжала свой путь, пуская сквозь трубу яшл, черный вначале и превратившийся постепенно в прозрачно-опаловый.

Небо потемнело, и сейчас же оконце на крыше кареты засветилось ярко-красным огнем; было очевидно, что обитатель этой коробки на колесах, не привыкший к дорожным случайностям, принимал возможные меры, чтобы не прерывать дело, которым он был занят.

Карета все еще находилась на плоскогорье. Путешественники не начали еще спускаться, как раздался другой, более мощный, зазвеневший металлом удар грома, а затем пошел дождь, вначале падавший редкими каплями, потом хлынул частый и сильный, – можно было подумать, что небо пускает множество стрел.

Форейторы совещались; карета остановилась.

Тот же голос, только на сей раз на чистейшем французском языке спросил:

– Какого черта мы здесь торчим?

– Мы спрашивали друг друга, стоит ли ехать дальше.

– Сначала у меня надо было спросить. Вперед! Голос был такой властный и мощный, что форейторы повиновались, и карета покатилась вниз по горе.