Прыжок в прошлое - Сергей Шхиян Страница 8

— Какой турок? — удивленно переспросил я. — Мы с Турцией в Отечественную войну не воевали.

— Как это не воевали, сколько раз воевали. Почитай, турок нашим злейшим врагом завсегда был, — снисходительным к моему невежеству тоном пояснила Марфа Оковна.

— Так это когда было! — оправдался я. — В старину.

— Когда не скажу, врать не буду, запамятовала, а только тогда моего Ивана турки убили, когда город Измаил у них брали.

Измаил меня добил, и я переменил тему разговора. Брали его, кажется Суворов с Ушаковым, о-очень давно, еще при Екатерине. Однако даже если принять, что убили Марфиного мужа во вторую мировую войну при мелких, — было там что-то такое, — конфликтах с Турцией, ей тогда должно быть прилично за семьдесят лет. Если же судить о возрасте по тому, что я недавно видел в бане, то ей где-то между сорока и пятьюдесятью годами, даже несмотря на немолодое лицо.

Впрочем, своеобразные народные трактовки истории меня не удивляли. Один мой одноклассник в седьмом классе до хрипоты спорил, доказывая, что белые были немцами. Так почему бы неграмотной крестьянке не считать, что ее муж погиб от турок под Измаилом, а не от китайцев на острове Доманском, что хоть как-то состыковывается по срокам.

Разговор наш постепенно перешел на бытовые темы. Выяснилось, что Марфа Оковна жила натуральным хозяйством. Раньше, пока был колхоз, работала в нем. Потом, в семидесятые годы, деревню объявили неперспективной и жителей перевезли в село. Осталось здесь доживать век несколько стариков. Хорошие избы вывезли, какие на новое место, какие на продажу. После смерти последней старушки, лет пять назад, Марфа Оковна осталась одна. Людей она встречает, когда гоняет корову на случку, да пару раз в год заглядывает к ней местный почтальон, бывая в этих краях. В деревнях, которые я видел, почти никого не осталось. Изредка летом заглядывают дети бывших хозяев.

— Да одной и лучше, — закончила свой рассказ хозяйка, — ни суеты, ни ссоры…

— А кто построил ваш дом? — спросил я.

— Батюшка строил. Он и плотник, и столяр знатный. Он как на оброк ушел, многим господам мебеля делал, а крестьянам избы рубил. Этот стол его работы, — указала она на письменный стол, вызвавший мое недоумение своей неуместностью в крестьянской горнице.

Я не знал, что и подумать. Столу было лет сто, если не больше, да и крепостное право отменили сто сорок лет назад.

— Батюшка ваш, что, крепостным был? — скрывая насмешку, спросил я.

— Мы все барскими были, да батюшка за пять тыщ выкупился.

— Так сколько ему теперь лет?

— Точно не скажу, однако, думается, немало.

— А когда он в Сибирь попал? — меня уже начинали раздражать скачки по разным эпохам.

— Это когда в колхозы загоняли, его кулаком объявили да и сослали.

— А почему вас не сослали?

— Хотели, только я им глаза отвела. Решила здесь своего Ваню ждать, вдруг объявится.

— Это того, что под Измаилом погиб?

— Его, касатика.

— Ну, теперь почти все ясно. Давайте-ка, лучше еще по одной.

— Это можно, — легко согласилась Марфа Оковна.

Я разлил, и мы чинно выпили. Теперь разговор начинал меня забавлять.

— Выходит, если он из крепости выкупился, то в коллективизацию ему было сто лет?

— Выходит, — согласилась хозяйка.

— А теперь он в Сибири живет?

— Мабуть, и живет, там климат здоровый.

— Марфа Оковна, голубушка, я понимаю, что у женщин не принято спрашивать, сколько им лет, но в виде исключения скажите: вам сколько?

— А я вот так прямо не скажу, — задумчиво ответила женщина, — я в счете не очень проворна.

— Так скажите, какого вы года рождения, я сам подсчитаю.

— И того не скажу. Пачпорт я не получала.

— Ладно, бог с ним с паспортом, когда вы маленькой были, кто страной правил, Сталин или Хрущев?

— Эти нет, не правили, они правили, когда я уже в годах была. Кто правил, когда родилась, не знаю, нам в деревне это было без интереса, а вот уж когда девкой стала на выданье, говорили, что царица из иноземцев, бабы болтали, что царя свого извела и царство захватила. Звали ее, если не запамятовала, по-нашему, по-народному, Катериной.

— Значит, родились вы при Екатерине II? — пошутил я.

— Про эту тоже слышала, — обрадовалась хозяйкам, — нет, не она. Вот ты счас спросил, я как вроде смутно помню, народ болтал, царь строгий тогда был, воевал много. Стрелец у нас жил один, старик, он сказывал, что Зов какой-то воевал и Платаву, что ли.

— Может Азов и Полтаву? — уточнил я.

— Похоже, так оно и есть. Сколько годов прошло, разве все упомнишь…

Я внимательно всматривался в странную женщину. Или у нее совсем съехала крыша, или было гипертрофированное чувство юмора и умение отливать пули с совершенно безмятежным лицом.

— После той царицы много еще баб было, Анны, слышь, две, Лизавета… — между тем продолжала вспоминать Марфа Оковна. — …потом, та, что ты назвал, царица Катерина Лексевна, после сынок ее правил, Пал Петрович, потом егойный сынок Александр Палыч, а опосля уже ихний братец, Николай Палыч. После первой Катерины я всех помню отчетливо.

— А батюшка ваш при каком царе родился? — невинно поинтересовался я.

— Про батюшку знаю, он любил про старину сказывать, а вот про матерь свою мало помню, она больше хозяйством интересовалась. Батюшка мой, сударь Алешенька, родился при князе Калите и был вольный хлебопашец, пока при Борисе-татарине в холопы не попал.

— Вы, поди, и про Ивана Грозного слышали?

— Слышала, голубчик, много слышала, однако ж, люди говорили, строг, да справедлив был, зря простой народ не изводил. — Марфа Оковна уже порядком захмелела и говорила как бы сама с собой, вспоминая «дела давно минувших лет».

— А когда ваш батюшка этот дом построил? — продолжал приставать я к женщине.

— Как батюшка, значит, от крепости откупился, я тебе уже говорила, за пять тыщ ассигнациями, мы всем семейством отправились к дедушке на Беломорье. Он на севере жил и в крепости не был. Поселились по соседству. Годов не очень много прожили, как моя матушка с дедушкиной бабой рассорилась. Мой-то Иван к тому времени уже на войне пропал, мы и переехали сюда. Почитай тогда и строиться стали, аккурат только-только Александр Палыч царем стал.

За разговорами мы усидели две бутылки водки, и вся эта фантастика больше не казалась такой дичью, как на трезвую голову. Тем более что хозяйка ни разу не сбилась на исторических фактах и, сколько я сам помнил, не напутала в хронологии царств.

— Да ты, сударь, не сомневайся, — словно предполагая недоверие, сказала она, — долгожилых на Руси много, только они себя показывать не любят.