Власовцев в плен не брать  - Сергей Михеенков Страница 7

Бальк не успел ничего понять, как «Кайзер» вскочил на ноги, перехватил винтовку в обе руки и, выставив вперёд штык, кинулся навстречу русским. За ним бросились Гейнце и все, кто был с ним. Опыт, приобретённый Бальком на Русском фронте, подсказывал ему, что рукопашная всегда возникает неожиданно, длится недолго, всего несколько минут, и что раненых в такой схватке бывает очень мало и то со стороны тех, за кем остаётся поле боя. Он всё ещё пытался вставить в приёмник новую ленту, но руки тряслись, лента соскальзывала назад, в патронную коробку, он никак не мог её зафиксировать и закрыть крышку приёмника. Потом в один миг он понял, что заряжать пулемёт уже поздно. Русские оттеснили его товарищей к воронке. Лязгало железо о железо, что-то хрустело и охало. Кто-то падал, кто-то уползал в сторону, торопливо, по-звериному, кто-то судорожно шарил по пыльной земле слепыми руками, кто-то мотал разбитой головой, кто-то, сидя на земле, загребал и запихивал в распоротое брюхо дымящуюся груду серых, испачканных в земле внутренностей. Кто-то подбежал к Бальку, и длинный, как средневековое копьё, четырёхгранный штык дёрнул френч на его плече и скользнул мимо. Грузное тело, обтянутое сырой от пота гимнастёркой цвета хаки на мгновение закрыло перед ним небо и отвалилось в сторону. Показались глинистые усы «Кайзера», его открытая пасть со съеденными зубами, почерневшими от табака и крепкого чая. «Папаша» что-то кричал. Кричал ему, Бальку. Затем схватил его за ремни и оттащил от пулемёта. Они оба, кувыркаясь через голову, полетели в какую-то пропасть. Пропасти не было конца. «Откуда здесь такая глубокая воронка?» – подумал Бальк.

– Вот так, парень… Вот так… – хрипел «Кайзер», вгоняя в магазин «маузера» новую обойму и оглядываясь в сторону русских. – Это тебе не на гашетку «сорок второго» нажимать. Понюхал, чем пахнут потные «иваны»? – И рассмеялся с той же усталой хрипотцой. Во рту у него уже торчала трубка. «Как он её не потерял во время боя?» – с недоумением подумал Бальк. Он радовался. Трубка во рту «Кайзера» была добрым знаком.

Там, куда он смотрел, ещё кричали и били железом по железу. Потом, словно преодолевая какой-то незримый рубеж, лопнула ручная граната, и всё затихло.

– Они ушли ко второй линии, – шёпотом сказал «Кайзер» и сделал знак рукой: уходим.

Просто так уйти отсюда Бальк не мог. Во-первых, где-то там, возле окопа, остался взводный, оберфельдфебель Гейнце. Во-вторых, там же он оставил пулемёт. Ни Фрица, ни своего оружия он бросить не мог. Если даже Фриц мёртв, он должен вытащить его тело и похоронить. Бальк сказал об этом «Кайзеру». Тот молча выслушал и сказал, не вынимая изо рта трубки:

– Пошли.

Когда она выползли к пулемётному окопу, русские уже штурмовали вторую траншею. Оттуда доносились крики, стрельба и хлопки ручных гранат. Теперь уже окончательно стало ясно, что оборона, все три линии, ещё час назад казавшиеся непреодолимыми, разлетелась вдребезги, что из тыла не придёт никакой помощи, что ударный полк, в лучшем случае, сам обороняется где-нибудь на изолированной, а потому бессмысленной позиции, а в худшем, разгромлен на марше авиацией. С тех пор как «штуки» и «худые» ^[1] улетели на запад драться с англо-американским десантом в Нормандии, авиация русских стала безраздельно хозяйничать в небе и воздействовать на позиции и тылы германской армии.