Замок в Карпатах - Жюль Верн Страница 7

Благодаря всем этим доходам страж порядка и справедливости сколотил приличное состояние, и если крестьяне комитата по большей части живут в ужасающей нищете и их землями вот-вот окончательно завладеют еврейские ростовщики, то судье опасаться за свое будущее не приходится. Его имущество, свободное от ипотеки, то есть не заложенное, оценивается в кругленькую сумму, и он никому ничего не должен. Напротив, многие из жителей деревни — его должники, но Кольтц старается не слишком притеснять и без того обездоленных бедняков. У него прекрасные пастбища, отлично возделанные поля, где применяются новейшие методы ведения сельского хозяйства. Судья любит прогуливаться по собственным владениям и по праву гордится своими виноградниками, которые приносят немалый доход.

Дом богача конечно же самый красивый в деревне. Он выстроен на краю террасы, замыкающей длинную, поднимающуюся в гору улицу. Каменный дом со входом между третьим и четвертым окнами окружен садом. Все тонет в зелени, все оплетено плющом; два высоких бука словно шатром накрывают соломенную крышу; за домом — вверх по склону горы — огород и фруктовый сад. Комнаты в доме просторные, чистые, отдельно столовая, отдельно спальня, вся мебель — столы, кровати, скамьи и скамеечки — резная и расписная, на полках красуются кувшины и блюда, на потолке — резные балки, с которых на лентах свисают кувшины и вазы; на окнах яркие занавески, у стен — узорчатые, покрытые выделанными шкурами сундуки — они служат и чемоданами и шкафами. На беленых стенах — портреты румынских патриотов, в том числе и популярного героя XV века воеводы Вайды-Хуняды.

Этот роскошный дом, разумеется, велик для одного человека. Но судья Кольтц не одинок. Хотя жена его умерла лет десять назад, у него осталась дочка, прекрасная Мириота, вызывающая всеобщее восхищение и в Версте, и в Вулкане. Слава о красавице идет по всей округе. Девушку вполне могли бы назвать каким-нибудь из тех языческих имен: Флорика, Дайна или Дориция, которые так любят в валашских семьях. Но ее назвали Мириотой, то есть «овечкой». Двадцатилетняя кареглазая блондинка с прелестным личиком была стройна и грациозна. Да и наряд необыкновенно шел ей: красная блузка с вышивкой по вороту, на манжетах и плечах; юбка, перетянутая поясом с серебряной пряжкой, а поверх — катринца, как бы двойной фартук. На ногах у Мириоты желтые кожаные сапожки, на голове косынка; лента, вплетенная в косу, скреплена металлической заколкой.

Что и говорить, красивая девушка и довольно богатая для этой крошечной деревушки, затерянной в отрогах Карпатских гор. К тому же она отличная хозяйка и прекрасно ведет дом отца. Дочь судьи ходила в школу магистра Эрмода, где ее научили читать, писать и считать. И вот теперь ей целыми днями приходилось заниматься и тем, и другим, и третьим. А что до местных преданий и легенд — ученица знала их поболее, чем сам учитель. Какие истории могла рассказать она о Леани-Ке, Утесе Богородицы, где сказочная принцесса укрылась от татар; о пещере Дракона в долине Королевской Горы, о крепости Девы, которую построили «во времена фей», о Детунате, Громовом Ударе, — знаменитой базальтовой горе, похожей на гигантскую каменную скрипку, на которой, как говорят, дьявол играет в грозовые ночи! Знала Мириота и легенду о Ретьезаде, вершину которого срезала ведьма; легенду о перевале Горда, который прорубил своей шпагой святой Ладислав. Девушка, разумеется, искренне верила во все эти сказки, но не казалась от этого менее прелестной.

Молодые люди так и увивались вокруг красавицы — единственной наследницы судьи Кольтца, главного должностного лица в деревне. Да только зря они старались: Мириота давно уже отдала свое сердце Николасу Деку!

Этот Николас, или Ник Дек, парень двадцати пяти лет, истинный румын — высокий, сильный, с гордо посаженной головой, с черными кудрями, выбивающимися из-под белой шляпы, с прямым, открытым взглядом и красивой осанкой, с ногами оленя и уверенной походкой был лесничим, то есть человеком скорее военным, чем штатским. Ладный и обходительный, он имел собственные земли в окрестностях Верста и потому нравился отцу Мириоты не меньше, чем ей самой. Впрочем, девушку о ее чувствах никто и не спрашивал, — вопросы женитьбы, замужества решают в этих краях не молодые, а их отцы-матери.

До свадьбы Ника Дека и Мириоты Кольтц оставалось две недели. Вся деревня готовилась к празднику. Судья отнюдь не был скупцом, он умел не только заколачивать денежки, но и тратить их. После свадьбы Ник собирался поселиться в доме Кольтца, который тот завещал молодым, надеясь, что рядом с мужем Мириота перестанет наконец бояться скрипа дверей или мебели в долгие зимние ночи или со страхом ждать появления какого-нибудь призрака из любимых ею легенд и сказаний.

Чтобы дополнить список именитых жителей деревни, остается еще рассказать об учителе и враче.

Магистр Эрмод был пятидесятилетний очкастый толстяк, не выпускавший изо рта изогнутой трубки с фарфоровой головкой. Спутанные редкие волосы едва прикрывали его плоское темя, левая щека на гладком голом лице то и дело подергивалась. Основным занятием этого ученого мужа было затачивать своим подопечным гусиные перья — писать стальными строго-настрого запрещалось. Прямо с каким-то остервенением, прищурив глаз, работал магистр старым ножичком и под конец резким движением раздваивал кончик стила. Не жалея сил, Эрмод добивался от учеников красивого почерка, видя в том священный и, пожалуй, единственный долг учителя.

А теперь несколько слов о лекаре Патаке.

Возможно, читатель спросит, как же объяснить: в деревне имеется врач, а жители верят в нечистую силу? Но тут нужно рассказать, как сей врач стал врачом.

Патак, полный коротышка сорока пяти лет, занимавшийся медицинской практикой в Версте и в округе, отличался непомерным апломбом, все сметающим на своем пути красноречием и пользовался у деревенских жителей не меньшим доверием, чем пастух Фрик, а это само по себе кое-что да значит. Он лечил местных крестьян и продавал им разные порошки, которые по большей части не приносили пользы — пациенты чаще всего выздоравливали сами. Впрочем, в окрестностях Вулкана воздух чистый и заразных болезней не бывает, люди почти не хворали, а если кто и умирал, то ведь умирают всюду, не только в этом благословенном уголке. Что же касается доктора Патака — а все здесь называли Патака доктором, — то у него не было никакого образования — ни медицинского, ни фармацевтического, решительно никакого! Когда-то он служил санитаром в карантине, где в его обязанности входило наблюдать за путешественниками, которых выдерживали определенное время на границе, дабы исключить возможность инфекции.

Этого было более чем достаточно для нетребовательных обитателей деревушки Версг. Следует заметить, что Патак, как и все хитрецы, кто отваживается лечить себе подобных, делал вид, что презирает предрассудки и не верит ни в какие чудеса. Более того, он едко вышучивал тех, кто рассказывал небылицы, и если кто-нибудь говорил, что ни одна живая душа не осмелится приблизиться к замку, толстяк начинал смеяться и бравировать:

— А вот возьму и пойду в старую крепость — в гости к тем, кто там прячется!