Римская рулетка - Игорь Чубаха Страница 7

Их взор радовали попадающиеся тут и там колонны и портики из розового маланийского мрамора, причудливая роскошь вилл зажиточных горожан, повсюду разбросанных в прихотливых складках рельефа, а то а огромный амфитеатр, тот самый, что был построен по указу жестокого диктатора и которому предстояло пережить множество диктаторов будущего.

Но внимание путников было занято другим – она вели разговор, и опытный наблюдатель сразу понял бы, что связывают беседующих узы совершенно особого свойства. Это были учитель и ученик, причем именно то сочетание, когда учитель заслуженно уважаем, а ученик по заслугам любим. Итак, мы имеем счастливую возможность сообщить вам разговор двух блестящих интеллектуалов эпохи тучных виноградников и портиков из розового мрамора.

– …Затем повторю тебе вновь, – настаивал учитель, в свои сорок выглядевший на редкость моложавым. Если бы не широкая известность, то встречный мог бы принять его за наставника по фехтованию или гимнастике отпрысков титулованных семей. Но слишком велика была известность прославленного философа, чтобы любой случайный прохожий понял – не мечта о физическом совершенстве заставляет безусого юношу в незапятнанной, подвернутой на бедра тоге с фиолетовой вышивкой ловить каждое слово своего наставника. – Повторяю сказанное вчера, потому что мысль эта станет краеугольным камнем наших рассуждений и диалогов на протяжении ближайшего семестра. Не следует удивляться ничему в этом мире. Поскольку нет необъяснимого, нет и неведомого, нет и удивительного, то есть не подвластного человеческому разуму.

Юноша зачарованно слушал, потом достал из складок плаща удобную для переноски дощечку, покрытую слоем воска, порылся за поясом в поисках стилоса и, не найдя, вынужден был ногтем отчеркнуть на дощечке пару слов, которые на современный язык можно перевести как «поз.», «нонад.», «перип.». Таким образом молодой человек конспектировал и искренне надеялся потом разобрать философское течение (позитивизм), тему диалога (нонадмирация) и стиль беседы (перипатетический).

Солнечный диск приближался к полудню, когда над застывшими в летнем зное холмами возникла и задрожала изжелта-белая, словно отблеск на мече гладиатора, дугообразная полоса. На какую-то секунду она окрасилась во все мыслимые и упоминающиеся в физических трудах цвета, ударилась о зеленый склон вблизи того места, где белесая лента дороги взбегала на ближайший холм, и исчезла в небе, оставив перед глазами тающий дугообразный след, теперь уже черного цвета.

Кони встали, как вкопанные, и вопросительно повели головами в ожидании конкретных указаний от хозяев. Примерно с тем же выражением поглядел на учителя и юноша в тоге. С одной стороны, почтение к интеллекту наставника позволяло заподозрить, что все это хитроумно подготовленная иллюстрация к философской беседе. С другой – в глубине сердца каждого наставляемого всегда живет подспудная надежда на то, что внезапно сама жизнь опровергнет вдалбливаемые истины, на костях коих можно будет славно поплясать.

Но наставник и бровью не повел.

– Впервые мысль о беседе подобного толка возникла в моей голове в придорожной таверне, когда я наблюдал, с каким восхищением ты взирал на немудрящие чудеса проезжих фокусников, заключавшиеся в вытаскивании из винного кувшина двухголового петуха. Уже тогда я отвечал тебе, что в двухголовости петуха нет ни чудесного, ни божественного вмешательства, а наличествует элементарный порок Развития, известный еще древним финикийцам. Достаточно кормить курицу сурьмой и камедью в нужной пропорции, как все цыплята, высиженные ею, окажутся с лишними или недостающими конечностями, поскольку сущность огня, заключенная в сурьме, и желчное начало, присущее камеди, слишком различны, чтобы не вступать в противоречие. На что ты мне отвечал, будто все это не объясняет, каким образом можно достать петуха из закрытого со всех сторон кувшина. Было ли так?

– Было, учитель, – потупился юноша и, чтобы как-то прогнать неловкость, тронул коня.

Конь удивленно шевельнул ушами, точно, мол, вперед? И, не получив отрицательного ответа, побрел в долину. Чем-то не понравилась коню медная радуга.

* * *

Андрей Теменев стал приходить в себя, как только почувствовал, что окружающее ему не нравится. Трудно объяснить, в чем заключается это чувство. Представьте, что вы у себя дома и на кухне на полную мощность отвернуты все четыре конфорки газа. Почему вы проснетесь? Шипение конфорок? Но ведь оно не громче капель воды, просачивающихся из крана в ванной. Запах? Но вы не можете осознать его во сне. Что заставляет молодую мамашу схватиться за сердце и выглянуть в окно, когда сыночек уже открутил замок с трансформаторной будки и приготовился заглянуть внутрь? И почему, приглушая голос, проходят соседи по коммунальному коридору, куда уже неделю не выходит сосед. Может, он к родным в Киев уехал? А вам не показалось, что в коридоре запах какой-то?

Андрей медленно, еще с закрытыми глазами, провел рукой за пазухой плаща. Точнее, попытался провести – рука не послушалась с первого раза. Это не похоже на нокаут, это скорее брызнули в лицо парализующим баллончиком, хотя ведь пробовали однажды, и ничего, устоял на ногах. Лицо уткнулось в колючую растительность и жирную, какую-то чересчур теплую землю, как в деревне на пахоте. Это сбивало с толку. С третьей попытки Андрей залез-таки под мышку левой руки пальцами правой и, не нащупав кобуры, вспомнил: она на ноге и расстегнута. Сегодняшнее дежурство в казино «Олимпик» – работа без прикрытия, а стало быть, по инструкции, оружие носится скрытно. Кроме того, в памяти отчетливо отпечаталось: перед тем как потерять сознание, Теменев держал ствол в руке, целясь. И в кого? Неужели в тишайшем казино началась перестрелка и только что вышедший из вынужденного отпуска сотрудник силового ведомства полез в кучу-малу? Версия не показалась убедительной, сюда не укладывалась лестница. Лестница… Оборвав карман плаща о ручку двери на третьем этаже, слетел, рискуя поломать голеностоп, на второй и плечом высадил дверь, снеся с ног бритоголового подростка… Пистолет держал в руке…

Андрей Теменев резко открыл глаза и рывком попытался сесть. Но через секунду понял, что спешить некуда, поиски ствола можно считать законченными.

– Лежать, мент!

Бритоголовый малец держал пистолет Андрея обеими руками, норовя завалить оружие набок, как это делают в бездарных гонконговских боевиках. Парнишка сидел прямо на земле и, судя по виду, чувствовал себя неважнецки – сам несколько минут назад очухался, но успел подползти к бесчувственному эфэсбэшнику и вытащить из его пальцев оружие.

А за спиной подростка сияло неправдоподобно летнее солнце.

Андрей оперся на локти и огляделся по сторонам. Кругом было курортное лето, в мареве таял горизонт, а со всех сторон наползающий ландшафт усугублял сходство со всесоюзной здравницей в Крыму, за вычетом экскурсионных автобусов. Автобусов не было. Ситуация казалась настолько неясной, что имело смысл сконцентрироваться на конкретной проблеме – неадекватном несовершеннолетнем, незаконно завладевшим табельным оружием.

– Ты кого ментом назвал, шкет? – прохрипел Андрей и проглотил слизь, скопившуюся в носоглотке от лежания кверху ногами на склоне холма. Дети редко бывают опасны поодиночке, независимо оттого, что они курили накануне и что держат в руках. Но огнестрельное оружие плохо тем, что из него можно убить без всякого на то желания. – Это ты меня ментом назвал?