Одинокие боги - Луис Ламур Страница 63

А вдруг он сумасшедший, которого временами охватывают приступы ярости? Вдруг он решит, что я шпионю за ним? Он мог бы — и уже не раз делал это — войти ночью в дом, когда, предположим, я остаюсь один...

Я нервно вздрогнул, обернулся. В сущности, что я знаю о нем? Да ничего...

Когда была закончена книга, в доме уже все спали. Я затушил свечу и вышел на улицу. Кахьюллы предпочли ночевать в сарае. Одинокий брел я по дорожке, ведущей к холмам. Вокруг стояла тишина, на небе сияли звезды: такие сказочно красивые звезды можно увидеть только в пустыне.

Я стоял, наслаждаясь тихой безмолвной ночью. Где-то вдалеке вдруг послышалась музыка. Я напряг слух: похоже, звучала флейта, и мелодия напоминала ту, которую я сам когда-то наигрывал, будучи совсем маленьким.

Прислушавшись снова, обнаружил, что все стихло, и пустыня опять наполнилась привычным молчанием.

Может быть, это играл индеец? Но музыка, которую слышал я, имела мотив: скорее всего это была американская или европейская музыка.

Наконец я вернулся в дом и улегся в кровать. Завтра отправляемся в пустыню, а потом и в северную долину.

Первым, помнится, в тех местах побывал капитан Педро Фейджес, за ним еще несколько человек. Северная часть пустыни — излюбленное место обитания мохавов, в горах — юмов, хотя Франческо и сообщил мне, что они не так давно ушли оттуда: из-за чего-то, связанного с этой местностью.

— Но не знаю причины, — признался Франческо. — Рамон тебе объяснит.

— Рамон? — удивился я.

— Он встретит нас. Не знаю где, но встретит. — Франческо пристально посмотрел мне в глаза. — Он придет. Я говорил ему о тебе, и он придет. Рамон скажет, где сейчас нужно отлавливать лошадей. Он человек пустыни и гор. Рамон придет приветствовать нас.

— Он кахьюлл?

— Не кахьюлл, не юма... не знаю кто.

— И много там лошадей, как ты думаешь?

— Великое множество! Там, амиго, есть трава, поэтому повсюду, к северу, даже в горах, есть лошади, также и коровы.

— Мы не станем выжигать тавро на коровах, — успокоил я друга.

— Конечно. Я понимаю... — благодарно улыбнулся он.

Задумавшись о том, что нам предстоит, я решил: как все-таки хорошо, что Франческо снова рядом. Надо будет познакомиться получше и с его спутниками-индейцами... Завтра утром, прежде чем мы уeдeм, я вымою полы, чтобы оставить все в чистоте, — таким, каким все было до нашего прихода. С этой мыслью я заснул.

Встав на рассвете, быстро оделся, собираясь оседлать свою лошадь, прежде чем Джакоб позовет завтракать. Вышел во двор и увидел индейцев: они уже навьючивали своих лошадей. Прибрав в доме, мы тронулись в путь. Взглянув туда, где стояла лавка, я заметил рядом с нею четырех лошадей, щипавших траву в тени кустов возле желоба с водой.

Чьи это лошади и почему они тут? Для такого раннего часа появление их вызывало недоумение, и их вид почему-то встревожил меня. Индейцы тоже заметили животных и о чем-то тихо переговаривались между собой. Перед тем как свернуть на тропу, я еще раз оглянулся.

Из лавки вышел мужчина и явно наблюдал за нами. Чем-то он напоминал Флетчера...

Мои мысли вернулись к Лос-Анджелесу, где осталась тетя Елена. Такая красивая, одинокая, любящая женщина, и никогда не была замужем. Было чему удивляться.

О чем она думает, когда остается наедине с самой собой? Что думает о брате, который так к ней относится? А мисс Нессельрод? Кто все-таки она? Была ли она замужем? Или, может быть, выдуманная мною история о потерянной любви и разбитом сердце — правда чистой воды? Что движет ее поступками? Не было ли ее одиночество причиной того, что побудило ее взять меня к себе?..

Но какая бы она ни была, я доволен. Мисс приютила сироту в своем доме, вселила в него уверенность. И теперь я мысленно представлял ее себе: вот она стоит у окна одна, такая спокойная и милая в своем простом, но очень элегантном наряде и, как всегда, с улыбкой на губах. Невозможно предположить, что внутри нее — сталь, а ум не по-женски холодный и трезвый.

Она чуть направила меня в жизни, подсказала что-то в нужный момент, помогла преодолеть нелегкий переходный возраст, когда мальчик становится молодым человеком.

Чего она ждала от судьбы? Уверенности и обеспеченности? Несомненно. Однажды мисс Нессельрод сказала, что наши судьбы в чем-то схожи: оба остались одинокими, и в этих словах ее прозвучал оттенок печали, намек на то, что когда-то, давным-давно, с нею рядом был, может быть, человек, отвергший ее ради денег, положения или чего-то другого. Это, естественно, лишь мои предположения, но ведь такое вполне возможно, поэтому и нельзя сбрасывать со счетов.

Что бы ни явилось причиной, но мужественная женщина собрала все свои небольшие деньги на поездку, веря в удачу, приехала в Калифорнию, рассчитывая найти свое место в жизни.

Может быть, она перебралась сюда, потому что на востоке ее хорошо знали? Приехала, чтобы скрыться от кого-то? Начать новую жизнь здесь, где никто не мог ткнуть в нее пальцем или унизить, зная, кем она была в той, прошлой жизни?

Кто бы она ни была, несомненно одно: мисс Нессельрод — женщина смелая и необычайно талантливая... К такому выводу я приходил каждый раз, когда думал о ней.

Поездка по пустыне давала мне немало поводов и времени для размышлений. Разговаривать становилось все труднее, поскольку узкие дороги были рассчитаны для передвижения друг за другом, колонной. Еще и жажда отбивала охоту беседовать. Поэтому каждый ехал в одиночку, мечтая, размышляя или просто дремал в седле.

Над нами пролетел канюк, далеко впереди показался любопытный койот, а позади оставалась дорога, едва различимая в лучах солнца.

Теперь во главе колонны ехал Франческо: Финней приотстал, поджидая меня. Я повернулся к нему в седле, кивнул на дорогу:

— Что-то слишком много путешественников развелось, что они делали там, у лавки?

— Наверное, охотники, — предположил он. — Интересно, что они тут ищут?

Солнце пригревало все сильнее, глаза уставали от напряжения, и чудились пыльные дьяволы, выписывающие пируэты в пустыне, а потом вдруг заманивающие к переливающемуся голубизной озеру, которое тотчас исчезало при нашем приближении.

Пот струился по лицу. Я вытер лоб и щеки цветным носовым платком, протер кожаную ленту внутри шляпы.

Далеко впереди, на фоне голубой воды миража, появился силуэт невероятно высокого всадника.

Франческо обернулся ко мне и показал рукой в направлении темной фигуры, настолько далекой, что она была едва различима.

— Рамон, — обрадовался Франческо. — Скоро ты увидишь его.