Царская пленница - Сергей Шхиян Страница 62

Когда под руководством солдата похоронная команда удалилась, я отправился знакомиться со стряпухой, с которой пока не встречался. Ею оказалась растрепанная баба с распухшим от слез лицом. Она была в невменяемом состоянии и могла только рвать на себе волосы и голосить.

Полюбовавшись на это странное создание, я вернулся в зал к Юлии. Она выглядела подавленной и откровенно боялась покойников. Мне тоже было не по себе глядеть на дело своих рук. Однако ни исправить содеянное, ни поступить по-другому было нельзя, как говорят французы: «A la guerre comme a lа gиегге», а на войне бывают убитые.

— Лизонька, мне так страшно, — сказала Юля и прижалась ко мне. — Они мне ночью будут сниться?

— Нет, конечно, но тебе лучше уйти отсюда. Подожди или на улице, или в какой-нибудь другой комнате.

— Правда, а ты не обидишься? — обрадовалась Юля и совсем не по-сестрински поцеловала меня в губы. — А ты не хочешь уйти со мной? — лукаво предложила она.

— Хочу, но не могу. У меня еще много дел.

Это была чистая правда. Мне нужно было порыться в вещах покойного предводителя и по ним попытаться понять, чем кроме молений занимается странная секта, с которой меня постоянно сталкивает жизнь и обстоятельства.

Первым делом я осмотрел саблю хозяина. Она, как и моя, была какой-то запредельной ценности, но все-таки не такая древняя и не так богато украшена. Оставив ее, я занялся сундуком. Оказалось, что до половины он заполнен старой и странной одеждой, когда-то возможно необычайно дорогой, но давно вышедшей из моды.

Отложив в сторону собольи и куньи шубы и придворные наряды начала века, я докопался до залежей ценной утвари: серебряных блюд, кубков, стаканов и обеденных принадлежностей. Под этим пластом находились завязанные в холстину золотые предметы, с виду довольно неказистые; они были или очень старые или невысокой художественной ценности. В самом низу сундука хозяин хранил бумажные и серебряные деньги.

Я с трудом поднял лежащий на боку тяжеленный стол и начал раскладывать на нем найденные сокровища. Видно было, что покойный был весьма аккуратным человеком. Серебряные и золотые монеты он хранил в специальных кожаных мешочках, на которых желтой краской прописывал сумму «вклада», а ассигнации — разложенными по достоинству купюр.

К сожалению, ничего интересного для меня в сундуке не оказалось.

Пока не вернулись остальные участники, я прикинул, сколько денег сумели награбить разбойники. Оказалось, что не так уж и много. В сундуке было шесть тысяч серебром и примерно тридцать две тысячи ассигнациями.

Вопрос, как разделить найденные сокровища для меня не стоял.

Самое лучшее в таких случаях поделить между всеми поровну, чтобы не создавать прецедента для взаимных обид и зависти. Меня эти деньги не очень интересовали, хотя лишних и не бывает, но тратить их было негде.

Кроме ценностей, в сундуке больше ничего не оказалось: видимо, свои тайны сектанты хранили в других местах. Я начал осматривать зал, старательно обходя стороной убитых, но это занятие прервал стремительно приближающийся жуткий вопль.

— А!.. — закричала где-то в доме женщина очень высоким голосом.

Я бросился к столу и схватил лежащую на нем обнаженную трофейную саблю, которую недавно рас сматривал.

— А! — послышалось совсем близко, и в зал влетела Юлия с разлохмаченными волосами, в растерзанной одежде.

Она выглядела совершенно ненормальной. Вбежав, она кинулась через зал к дальней стене, однако споткнулась об убитого разбойника и с размаху полетела на пол.

— Юля! Что случилось?! — крикнул я, однако ответ появился сам собой.

Следом за куртизанкой в помещение вбежало ревущее существо с длинным блестящем ножом в руке.

— Убью! — закричало существо, на мгновение остановившись на пороге и обводя безумным взглядом разгромленный зал.

Только теперь я узнал стряпуху, такую же, как и Юля, растерзанную, но не испуганную, а полную ненависти.

— Убили! — завопила она, увидев плавающие в крови трупы, и начала с безумным видом обводить глазами комнату.

Ее взгляд, не узнавая, скользнул по мне и остановился на бедной девушке, которая, пытаясь встать, на четвереньках отползала подальше от страшной бабы.

— А! — закричала теперь уже стряпуха и подняла руку со своим страшным ножом.

Между ней и Юлей было всего два метра, я находился дальше, у боковой стены, к тому же нас разделял стол. Первым порывом было перескочить через него, но сделать это не дала длинная юбка. Тогда я выпустил из руки саблю, схватил кошель с монетами и запустил его в сумасшедшую бабу.

Скорее всего, это и спасло Юлии жизнь. Снаряд угодил женщине в щеку и сбил с броска. Ее голова дернулась, она отмахнулась, блуждающим взглядом посмотрела на упавший к ногам кожаный мешочек и перевела взгляд на меня. В глазах ее были муть, отчаянье и ненависть. Красное распухшее лицо, вздыбленные волосы делали ее просто страшной.

Видимо, стряпуха только теперь увидела меня, и то, что я женщина, подхлестнуло ее ненависть. Забыв о Юлии, она кинулась на меня, но теперь уже ей помешал стол. Она налетела на него и попыталась достать меня ножом.

Я инстинктивно отпрянул и присел на корточки, чтобы поднять брошенную саблю.

Стряпуха размахивала ножом, пытаясь перегнуться через стол. Когда я встал с клинком, направленным ей в грудь, это ничуть не усмирило бедолагу. Напротив, только подлило масло в огонь. Теперь она выкрикивала какие-то бессвязные слова и ругательства, а потом бросилась в обход стола, чтобы добраться до меня. Юля смогла, наконец, встать с пола и жалась в углу, как мне показалось с беглого взгляда, совсем потеряв способность защищаться.

Я повернулся к приближающейся напасти, не представляя, чем может кончится наш бой и вообще, что мне делать. Когда женщина оказалась на моей стороне стола и пошла вперед, глядя мне прямо в глаза, я начал отступать, выставив перед собой клинок.

— Успокойся! Брось нож! — говорил я, пятясь. — Все будет хорошо!

— Убью! — опять членораздельно закричала безумная и бросилась грудью на острие.

Рывок был внезапен и так быстр, что я не успел отскочить, и сабля, обо что-то споткнувшись, скользнула по грудной клетке и, как в масло, вошла в тело. Я выпустил рукоятку из руки и отпрыгнул назад. Пронзенная насквозь женщина с едва не дошедшим до груди эфесом продолжала идти на меня, пытаясь ударить ножом.

В ее безумных глазах теперь появилась смертная мука, страх и растерянность.

Я вяло отступал, не в силах оторвать взгляд от расплывающегося на проткнутом сарафане кровавого пятна.

«Этого мне только не хватает», — подумал я, заранее боясь того, что теперь меня будут преследовать видения убитой.

— Будь ты… — негромко и отчетливо, произнесла стряпуха, и на ее губах появилась розовая пена. Потом, споткнувшись, она упала вперед, всклоченной головой прямо к моим ногам.