Земля Великого змея - Кирилл Кириллов Страница 6

Измотанный долгим переходом, отряд с трудом пробирался через густой подлесок. Жара душила. Раны кровоточили. Болели натруженные руки, мечами прорубающие путь сквозь паутину лиан. Если молодые солдаты еще как-то держались, то дону Херонимо де Агильяру приходилось совсем плохо. Несколько раз он просил товарищей оставить его, но те, обозленные на весь мир военной неудачей и потерей золота, казалось, находили какое-то изощренное удовольствие в том, чтоб с иезуитской учтивостью гнать вперед старого книжника.

Смеркалось, было самое время устроить привал. По этим джунглям и днем-то ходить трудно, а ночью и вовсе опасно. Молодой дворянин, взявший на себя роль капитана, заметил небольшую опушку и свернул туда. Дойдя почти до противоположного края и подождав, пока выйдут все, взмахнул рукой, подавая долгожданный сигнал.

Измотанные солдаты просто подогнули ноги и попадали, кто где стоял. Дон Херонимо присел у толстого, наполненного дневным теплом ствола и закрыл глаза.

Слава богу, ему хоть в караул не надо, подумал старик, прислушиваясь, как переругиваются испанцы, выясняя, кому заступать. Что-то очень уж они расшумелись, враги кругом, подумал дон Херонимо, приоткрывая глаза.

Кажется, такой будничный повод, как расстановка караула, помноженный на злость и усталость, дал выход какой-то давней вражде, люди разделились на два лагеря. Одни, те, что помоложе, стояли за новоявленного капитана. Другие, постарше, явно не хотели ему подчиняться. Глаза разгорались, острые бородки клинышком зло топорщились, руки тянулись к рукояткам мечей. Только этого еще не хватало, подумал книжник, с трудом разгибая старческие колени. Но встать ему не удалось, на плечо легла чья-то рука. Он посмотрел на плечо и оторопел. Рука была без рукава, темно-бронзовая, с красноватым отливом, в браслете из мелкого речного жемчуга. Мешик?!

Дон Херонимо хотел закричать и не смог. Другая рука накрепко запечатала ему рот, третья потащила за одежду в тень разлапистой пальмы. Ближайший к нему испанец, так же присевший у дерева и не участвующий в ссоре, захрипел, пытаясь оторвать от шеи впившуюся в нее веревку. Другой солдат, на той стороне поляны, без вскрика исчез под грудой барахтающихся тел. Третий, мягко подломившись в коленях, опустился на траву, не донеся рук до разбитой чем-то тяжелым головы. Нескольких невидимые руки уволокли в кусты. И только тогда разгоряченные спорщики заметили, что на поляне есть не только они.

Мгновенно забыв о раздорах, они встали спиной к спине и вытащили из ножен мечи. Заозирались тревожно, поводя из стороны в сторону остриями. У некоторых в руках, будто сами собой, оказались щиты.

Вопреки ожиданиям дона Херонимо, мешики не бросились на врагов, крича и размахивая дубинками, не попытались сломать их строй. Наоборот, похватав за руки и за ноги уже захваченных пленных, они стали оттаскивать их подальше от поляны, видимо решив довольствоваться этой добычей.

Чувствуя, что расстается с соплеменниками навсегда, дон Херонимо снова рванулся — и одна из держащих его рук соскочила. Он оттолкнул другую, вырвался, помчался в лес, не разбирая дороги, прислушиваясь к нарастающему за спиной топоту. Наддал изо всех своих сил, молясь о том, чтоб на лес скорее спустилась непроглядная тьма.

Гладкий, размером с куриное яйцо камень, пущенный из пращи, настиг его. Клюнул в затылок, сбил с ног. Книжник не сразу потерял сознание, он чувствовал, что его тащат сквозь подлесок, не заботясь о хлещущих по лицу листьях, связывают, бросают на кучу тел товарищей, которых от мешиков можно было безошибочно отличить по стойкому солдатскому духу. И тут наконец забытье его настигло.

Утром полторы дюжины пленных связали в колонну, положив на плечи длинные палки и перехватив их веревкой под подбородок и с затылка. Развернули и, покалывая наконечниками копий, погнали в сторону Мешико.

Кутаясь в драный плащ, Кортес смотрел с коня на расстилающуюся перед ним долину Отумбе. Вся она от края до края была заполнена отрядами касика Сиуаки, чью храбрость и свирепость познал не один народ этой многострадальной земли. И не было конца сверкавшим на солнце копьям, развевавшимся знаменам, фантастическим головным уборам и перьевым украшениям вождей, выделявшимся на белоснежном фоне хлопчатобумажных панцирей рядовых воинов.

По замыслу Куаутемока, они должны были остановить в предгорьях остатки испанской армии и истребить, не дав ей добраться до Талашкалы. Место для сражения было выбрано исключительно удачно. Меж горных нависающих над долиной отрогов не то что армия, горстка смельчаков могла сдержать целые полчища не хуже спартанцев царя Леонида. Но…

Армия Сиуаки уже была разбита. Не сталью мечей, не залпами картечи, а неведомыми испарениями, миазмами, поставившими на ней большой христианский крест.

Большинство воинов были еще живы. Некоторые даже пытались удержаться на ногах, но могли только ковылять на четвереньках или ползти, вслепую нашаривая фляги с водой на телах умерших или вырывая их из рук тех, кто больше ослаб.

Кортес оглядел расположившуюся недалеко от входа в долину ставку касика. Сам Сиуака, в не по-военному богато отделанном золотом перьевом одеянии, бессильно поник на носилках, окруженный несколькими дюжинами высоких мускулистых телохранителей. Те тоже могли в лучшем случае сидеть, опираясь на копья. Многочисленная свита лежала вокруг, не в силах пошевелиться. Несколько женщин-рабынь умерли, не донеся до носилок подносы с кушаньями и напитками. Расшитый золотой нитью, увитый розами и лентами штандарт над головой командующего покосился, но все еще реял над «долиной смерти».

Кортес оглянулся и через головы столпившихся за ним капитанов подозвал одного из аркебузиров. Взял у него из рук ружье и тлеющий фитиль. Морщась от боли в раненой руке, приложился к исцарапанному ложу. Прицелился. Вдавил тлеющую паклю в запальное отверстие. Грянул выстрел. Во все стороны брызнули ошметки разорванного маленькими свинцовыми шариками главного штандарта. Древко постояло некоторое время, затем с треском надломилось, и боевое знамя накрыло собой тело испускающего последний вздох касика. Великая победа свершилась.

Мирослав появился, как всегда, бесшумно. В ответ на вопросительно поднятые брови молодого человека лишь покачал головой:

— Впереди деревня. Тоже вымерла. Вся. Собаки тела растащили по округе. Кто знает, как далеко. Надо к востоку забирать. Там река, через нее зараза пройти не должна.

— Вторую неделю бродим тут, — с досадой сплюнул Ромка, — а все никак выбраться не можем. У меня вон из сапог не только пальцы, пятки торчат. И от птиц этих в пузе звуки неприличные.

— Ладно ныть, — цыкнул Мирослав и тут же остыл: — Прости. И сам я извелся, да иного пути нет. Не по чумным же местам идти.

— Погоди, ты говорил, что оспа это.

— Хрен редьки не слаще. Пойдем, авось вывезет кривая.

Сборы были недолгими, и через пять минут путники уже снова брели, раздвигая усталыми ногами густую траву. За дни, проведенные под сенью тропических деревьев в обществе молчаливого воина, молодому человеку начало казаться, что все, происходившее с ним ранее, было в какой-то другой жизни. Заснеженные улицы Москвы, путешествие на корабле через бурный океан, сеча на реке Табаско — первое сражение, где он по-настоящему рубился с супостатом. Штурм Мешико. Горящие покои дворца Аяшокатля, страшный и кровавый исход из мешикской столицы. Все это происходило с кем-то другим. С героем одного из многочисленных рыцарских романов, которыми заставлены были несколько полок в доме Андрея Тушина. А он так и бродит с рождения меж вековых стволов и колючих кустарников, не находя ни смысла, ни приюта. Погруженный в тяжкие мысли, он чуть не налетел на спину замершего с поднятой ногой воина.