Клятвопреступник - Мишель Пейвер Страница 6

Волк стоял среди Белого Мягкого Холода у подножия Горы и смотрел на Темную Шерсть.

Она была за много прыжков от него и смотрела вниз. Он уловил ее запах, услышал, как ветер обвевает ее прекрасный черный мех. Он замахал хвостом и заскулил.

Темная Шерсть взмахнула хвостом и проскулила в ответ. Но это Гора Громовника. Волк не может подняться на нее, а она не может спуститься к нему. Он скучал по ней, даже когда охотился с Большим Бесхвостым и Сестрой или играл в «придуши лемминга», в особенности потому, что Темная Шерсть делала это очень умело. Из всех волков стаи Горы Волк скучал по ней сильнее всего. Они были одним дыханием, одной костью и плотью. Он чувствовал это кончиком каждой своей шерстинки.

Темная Шерсть переступала передними лапами и пролаяла: «Идем! Добрая охота, сильная стая!»

Хвост Волка безвольно повис.

Ее лай стал нетерпеливым.

«Я не могу!» — ответил он ей.

Широкими прыжками она помчалась к нему с Горы. По пути вниз от ее лап во все стороны пушинками разлетался Белый Мягкий Холод, и сердце Волка летело вместе с ними. Он радостно поскакал ей навстречу, бежал так быстро, что…

Волк проснулся.

Он выпал из той жизни, в которой всегда оказывался во время сна; в другой жизни он лежал на краю Большого Мокрого. В одиночестве. Он скучал по Темной Шерсти. Скучал по Большому Бесхвостому и по Сестре. Даже по воронам скучал, самую малость. Почему Большой Бесхвостый оставил его и ушел на плавающих шкурах?

Волк ненавидел это место. От жесткой земли болели подушечки лап, а птицы-рыболовы нападали на него, если он подходил слишком близко к их гнездам. Некоторое время он исследовал логова бесхвостых вдоль Большого Мокрого, в который впадала Быстрая Мокрая, но теперь ему стало скучно.

Бесхвостые не охотились, они просто стояли кругом, с визгом и воем смотря на камни. Казалось, они считали, что одни камни важнее других, хотя для Волка все они пахли одинаково, а еще, передавая друг другу камни, бесхвостые ссорились. Когда обычный волк делает подарок — косточку или забавную палку, — он так поступает потому, что другой волк ему нравится, а не потому, что он сердится.

Опустилась Тьма, и бесхвостые успокоились, готовясь к очередному бесконечному сну. Волк поднялся и отправился разнюхать, что да как у Логова. С презрением обходя собак стороной, он съел несколько рыбин, что свисали с палок, и превосходный кусок жира морской собаки. Затем он нашел налапник около одной из нор и пожевал его тоже. Когда наступил Свет, он проворно пробрался в Лес, умостился на мягкой подстилке из папоротника и задремал.

И вдруг его разбудил запах дыма.

Его когти напряглись. Шерсть на загривке встала дыбом. Он узнал этот запах. Он напоминал ему о дурных вещах. От этого начал ныть кончик хвоста.

След был свежий, и запах вел его вверх по течению Мокрой. С рычанием Волк вскочил и бросился в погоню.

* * *

— Я же сказал вам, — повторил охотник племени Морского Орла, подвязывая связку рогов косули. — Я видел, как по берегу шел крупный мужчина. Вот и все.

— Куда он направился? — спросил Торак.

Он упорствовал. Ренн держала в руках чашку с горячим березовым соком и удивлялась терпению человека из племени Морского Орла.

— Да не знаю я! — отрезал охотник. — Я был занят, я шел торговать.

— Думаю, он пошел вверх по течению, — добавила спутница охотника.

— Вверх по течению, — уточнил Торак.

— Это все равно, что куда угодно, — заметила Ренн.

Но Торак уже шел в стоянку племени Ворона к лодкам из оленьих шкур.

Шла уже вторая ночь с погребального обряда Бейла, и после изматывающего перехода они достигли торгового места на берегу. Густой туман обволакивал стоянки на побережье и в устье Лосиной Реки. Племена Ивы, Морского Орла, Водорослей, Ворона, Баклана, Гадюки — все пришли, чтобы обменять рога и рожки на тюленьи шкуры и твердые Морские яйца. Фин-Кединн ушел вернуть одолженные у племени Кита лодки, а вороны гнездились на сосне. Волка поблизости видно не было.

Ренн нагнала Торака, который пробирался вперед, расталкивая толпу, не обращая внимания на заслуженные раздраженные взгляды.

— Торак, постой! — Оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, она продолжила уже шепотом: — А ты не думаешь, что это может оказаться ловушкой? Прежде ты уже попадал в ловушки Пожирателей Душ.

— Мне все равно, — сказал Торак.

— Сам подумай! Тиацци и Эостра где-то поблизости, последние из Пожирателей Душ, самые могущественные из всех.

— Мне все равно! Он убил моего сородича. Я собираюсь убить его. И не говори мне, что надо пойти поспать и мы начнем с утра.

— Я и не собиралась, — ответила Ренн, уязвленная его резкими словами. — Я собиралась сказать, что раздобуду припасы.

— На это нет времени. Он и так уже опередил нас на два дня.

— Опередит еще сильнее, — возразила она, — если мы и дальше не будем охотиться!

Когда она дошла до своего убежища, которое делила с Саеунн, вид его знакомых, мешковатых оленьих шкур заставил ее остановиться. Меньше месяца назад она покинула его и убежала к лодкам, желая быть с Фин-Кединном и Тораком и снова увидеть Бейла.

Она закрыла глаза. Вспомнила, как разглядывала его искалеченное тело. Невидящий взгляд голубых глаз. Серая слякоть на камнях.

«Это его мысли, — повторила она себе. — Это его мысли сейчас впитываются в мох».

Зрелище стояло у нее перед глазами ночью и днем. Она не знала, видит ли Торак то же самое, потому что всякий раз, когда они начинали говорить об этом, все сводилось к поискам Тиацци. Казалось, в нем просто не осталось места для горя.

Туман тонкой холодной струйкой скользил по ее шее, и она поежилась. Она устала, и тело ее одеревенело от долгого перехода, а душа была пуста от горя и одиночества. Она и не подозревала, что можно чувствовать себя так одиноко среди людей, которых любишь.

А вокруг охотники появлялись и вновь исчезали во мраке. Она представила, с каким вожделением Тиацци держит в руках огненный опал. Человек, которому нравилось причинять боль другим. Который жил только ради власти.

Колдунья племени Ворона спала в углу укрытия, под затхлой шкурой лося. За зиму ее тело так усохло, что напоминало Ренн пустой бурдюк для воды. Она редко ковыляла дальше отхожего места, а когда племя переселялось, ее несли на носилках. Ренн задавалась вопросом, что же заставляет биться это сморщенное сердце и сколько еще это продлится. Уже сейчас в дыхании Саеунн угадывалось дуновение с кладбища племени Ворона.