Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс Страница 59

— Я покидаю этот мир…

Франсуа взглянул на своего дядю в полном смятении. До последнего мига он вопреки рассудку отказывался в это верить. Он все еще цеплялся за обнадеживающие слова лекарей. Он не хотел оставаться в одиночестве — во всяком случае, не так скоро!

Увидев его испуг, Ангерран улыбнулся:

— Ты можешь нисколько за себя не опасаться, Франсуа. Я больше тебе не нужен. У тебя достаточно силы, чтобы противостоять обстоятельствам, и все качества, чтобы сделать это с честью.

Франсуа хотел что-то сказать, но дядя остановил его:

— Мысль о тебе — это единственная радость, которую я уношу с собой. Я старался дать тебе все, что мог… не военную премудрость, нет, любой учитель фехтования был бы на это способен… но справедливость, умеренность и любовь к ближним…

Ангерран умолк, утомленный усилием, которое ему удалось совершить. Некоторое время он тяжело дышал, потом приподнялся и продолжил с внезапной силой:

— Не будь таким, как они, Франсуа! Никогда! Они недостойны меча, которым препоясаны. Они грубы, жестоки и тупы. Они ничего не поняли, даже король! Поклянись мне, что никогда не будешь походить на них!

— Клянусь.

Ангерран де Куссон медленно покачал головой.

— Хорошо… Я-то уже покончил со всем этим. Я достиг предела. Бог решит, за что меня судить…

Франсуа схватил руку своего дяди и стиснул ее в отчаянии… Теперь-то он понимал, чем был обязан ему. Сколько раз по утрам, когда приходилось вставать в темноте, он проклинал его! Но ведь Ангерран и сам каждое утро вставал в этот час. И когда приходилось изнурять себя в холод и зной, Ангерран всегда был рядом — и в холод, и в зной. Все, чего он требовал от племянника, сеньор де Куссон требовал и от себя самого. Франсуа осознал это в первый раз.

Сколько сил и мужества пришлось найти крестному, чтобы достойно воспитать своего преемника! За суровостью, а порой и жестокостью Ангеррана всегда скрывалась безграничная любовь…

Все смешалось в голове Франсуа. Все вернулось к нему одновременно. Он вновь увидел улыбку дяди, когда тот огласил свой приговор по делу о голой женщине; его понимающий вид, когда смущенный племянник поведал ему о своих первых юношеских тревогах. Франсуа всегда чувствовал в нем мудрость, граничащую с ясновидением, и этого было достаточно, чтобы его успокоить, даже когда крестный ничего не говорил. Если Ангерран умрет, кому еще он сможет довериться? Кто будет его поводырем и примером? Не может же Ангерран оставить его вот так, перед лицом всех ловушек жизни!..

Франсуа почувствовал, как тонет, захлебывается в отчаянии. Он закричал:

— Не уходите!

Ангерран не ответил. Как раз в этот миг вошел священник. Франсуа удалился. Вскоре священник вышел и обратил к нему несколько слов:

— Он уже в руках Божьих, но успел исповедаться.

Франсуа бросился в комнату и остановился у изголовья.

Нет, его дядя еще не умер. Священник всего лишь хотел сказать, что Ангерран преодолел тот рубеж, из-за которого любой возврат к жизни уже невозможен. Умирающий был иссиня-бледен и тихо хрипел. Франсуа заговорил с ним, но не добился никакого ответа. Они находились в разных мирах. Тогда Франсуа повелел выйти из комнаты всем, кто там толкался, — Берзаку, врачам, слугам — и остался с Туссеном, который опустился на колени.

Стоя у изголовья кровати, Франсуа видел, как его крестный отец и дядя стремительно отдаляется от него, словно на корабле, пущенном по волнам. Он хотел крикнуть ему вдогонку о своей любви, о своей огромной, бесконечной благодарности… И понял внезапно, как должен сделать это,

Франсуа вспомнил дядину книгу, историю о рыцаре, который искал дивный цветок семицветный, чтобы вновь обрести умершую супругу. О да, это он сам и есть, Ангерран де Куссон, тот безупречный рыцарь, достигший высшего совершенства в последний день своей жизни! Как же он достоин найти ее в Раю, свою Флору!

Ангерран заметался. Его лицо исказила гримаса, словно он стал жертвой последней земной боли. Франсуа склонился над ним. Он столько раз читал и перечитывал окончание «Поисков Флоры», что знал его наизусть. И он стал произносить эти слова вслух, по памяти. Так он прощался с тем, кто его воспитал; так он выказывал ему свою благодарность…

И по мере того как Франсуа читал, лицо Ангеррана успокоилось, черты разгладились, на губах появилась улыбка, и раскрылись глаза, озаренные светом, который уже не имел ничего общего со здешним, дольним миром.

Звучали стихи… Рыцарь умирал. Он поднимался в рай, сопровождаемый ангелами. И Флора была там! И в руках у нее — дивный цветок семицветный, заключающий в себе все цвета радуги. Его долгий поиск завершился…

Губы Ангеррана дрогнули. Он прошептал:

— Флора…

Потом его улыбка засветилась, засияла. Он приподнял голову.

— Франсуа! У нее… цветок!..

Затем вновь упал на подушки и более не шевелился.

***

Ангерран де Куссон был погребен в обители кармелитов в Бордо. Гроб опустили в могилу после мессы, туда же положили его щит: согласно обычаю вместе с последним представителем угасшего рода хоронили и его герб… Франсуа увидел, как земля засыпала двух противостоящих друг другу муравленых волков, которые уходили из этого мира одновременно с его дядей.

Франсуа вздрогнул. Погребение, волки… Он невольно вспомнил смерть своей матери. Он всегда старался избегать этого воспоминания, самого мучительного в жизни. Юноша поймал себя на том, что хотел бы попросить помощи у Ангеррана, как сделал в ночь бдения над оружием. Рыдание вырвалось из его груди.

Заупокойная служба заканчивалась. Франсуа не мог больше избегать размышлений, которых так страшился. Хотя волки де Куссонов и скрылись теперь под землей, но они не исчезли. И не унесли с собой свою таинственную и ужасную историю: они оставались в нем самом. Независимо от желания Франсуа половина крови в его жилах была куссоновская, даже если внешне это никак не проявлялось.

Юг, Теодора… Франсуа превосходно знал, как они прожили свою жизнь, мать ему часто об этом рассказывала. Он пытался забыть о них навсегда, но сегодня они напомнили ему о себе. Франсуа де Вивре — прямой потомок Юга и Теодоры де Куссон, в которых воплотились две стороны единого родства, как в добре, так и во зле. Так или иначе, но Франсуа походил на них, и ему суждено однажды пройти по их гибельным следам. Именно это отчасти и означал его черный сон…

Церемония закончилась. Франсуа ушел, сопровождаемый Туссеном, который с уважением отнесся к его молчанию. Мать, отец, а теперь вот и дядя… Все, кто предшествовал ему в жизни, исчезли. Отныне он оставался один, словно в первой линии боевого построения. Но противник, поджидавший его, был не рыцарь и даже не сама смерть. Это был волк. Волк, который затаился в нем с самого дня его рождения. После своего бдения над оружием Франсуа знал, что самый опасный его враг — он сам.