Приключения ваганта - Виталий Гладкий Страница 58

Этим днем был четверг 5 июня 1455 года, когда парижане отмечали праздник Тела Господня. Во время праздника дети несли перед изображением Иисуса Христа свечи из свежего воска в четверть фунта каждую, а их путь усыпали лепестками цветов.

Жиль поражался обилию праздников в Париже. Их насчитывалось не меньше, чем воскресений. В провинциальной Бургундии, работающей в поте лица, праздников было гораздо меньше. Но с особым нетерпением парижане дожидались 11 июня, который по церковному календарю значился как день святого Варнавы, когда открывалась летняя ярмарка Ланди. Она длилась три недели и собирала на равнине Святого Дионисия торговцев, прибывших из многих областей королевства. Ланди была не просто ярмаркой. Это был всепарижский праздник. Открытие ярмарки заставляло торговцев запереть на замок лавочки во всем городе и его окрестностях. Ну а те, кому нечего было продавать и кто не мог ничего купить, все равно отправлялись на ярмарку для того, чтобы поглазеть, как торгуются другие, более состоятельные, и чтобы выпить на последние гроши вина, которое в ярмарочные дни было гораздо дешевле.

Ярмарка Ланди считалась большим событием и для Сорбонны. С 12 июня на Ланди начиналась торговля пергаментом, и ректор вместе со школярами направлялся на ярмарку торжественным строем с возглавлявшими процессию жезлоносцами. Важно восседавший на муле ректор был облачен в нарядную мантию, а его кортеж походил одновременно и на крестный ход, и на фарандолу [55]. Выставленные кожи внимательно рассматривались, оценивались, причем торговцы в присутствии ученых мужей вели себя весьма учтиво и не сильно завышали цену. Миссия ректора была очень важной — он отбирал пергаменты для дипломов, вручаемых студентам следующего выпуска. Потом преподаватели убирались восвояси, школяры напивались, и начиналась гульба, превращавшаяся во всеобщий беспорядок.

Дома Жиль застал премилую картину. Гийо находился изрядно подшофе и устроил представление с Гаскойном, который выделывал разные штуки с немыслимым проворством. Единственным зрителем этого шутовского балагана был новый приятель Гийо, рутенец Андре, слуга какого-то школяра. Они так сильно сдружились, что Жиль даже начал немного ревновать Гийо к сумрачному на вид иноземцу, который прибыл в Париж из немыслимой дали. Рутенец был черноволосым и казался сильно загорелым, и Жиль в шутку стал называть его Андре де Сад — Андре Смуглый. С его легкой руки это прозвище прилипло к Андрейке как банный лист.

— Забавляетесь? — мрачно буркнул Жиль и упал на постель.

Гийо и Андрейко с пониманием переглянулись, и Пройдоха вкрадчивым голосом сказал:

— Ах, мессир, жизнь нас не балует, поэтому небольшое развлечение помогает скрасить унылое и полуголодное существование. Кстати, мессир, не хотите ли выпить? Андре где-то достал две бутылки превосходного вина, и одну из них мы оставили для вас.

— Как же — оставили… — Жиль иронично покривился: — Вы думали, что я вернусь домой гораздо позже, поэтому и не успели выпить обе бутылки.

— Важны не намерения, а результат, — парировал Гийо. — В итоге мы имеем, что имеем: не только вино для вас, но и кусок окорока. И все благодаря стараниям мсье Андре. Уверен, что вы проголодались, поэтому оставим философические размышления на потом и приступим к делу…

С этими словами он ловким движением извлек из-под стола бутылку, наполнил вином оловянный стакан и сдернул салфетку, прикрывавшую блюдо с остатками окорока и хлебцами.

— Прошу! — Гийо галантно поклонился.

— А вы? — спросил Жиль, у которого при виде окорока слюнки потекли; он и впрямь был голоден, как волк.

— Мы уже откушали, — деликатно выразился Гийо. — Но выпить не откажемся…

Андрейке нравилась компания, в которую он попал совершенно нечаянно. Благодаря Жилю он познакомился с Франсуа Вийоном и, несмотря на то что мало смыслил в поэзии, был восхищен личностью магистра искусств. Проницательный взгляд Вийона, казалось, проникал в самые потаенные уголки души, и Андрейко ощущал в его присутствии невольный трепет — словно перед иконостасом. Вийон принял его весьма благожелательно и был гораздо проще в общении, нежели господин Жиль, у которого так и не выветрилась дворянская спесь, несмотря на его школярское положение.

— Отменное вино! — поразился Жиль. — Да ведь это клерет [56]из Роны! Потрясающе! Позвольте спросить, сударь, как вам удалось достать такую прелесть? — обратился он к Андрейке. — Ведь клерет стоит больших денег. Или вы нечаянно разбогатели?

Андрейко засмущался, покраснел, и Гийо поторопился ему на помощь:

— Наш друг-рутенец нашел неиссякаемый винный источник… — Гийо склонился над столом, осклабился с хитрецой и стал похож на Ренара [57], каким его изображали жонглеры — уличные актеры, шутники и забавники.

— Это как? — сильно удивился Жиль.

— Ах, ваша милость, есть тайны, которые нельзя упоминать всуе. Чтобы не сглазить, — нравоучительно изрек Гийо. — Разве плохо иметь одну-две бутылочки превосходного вина на дармовщину? В нашем-то положении…

— Все это так… — задумчиво ответил Жиль. — Однако же… — он с сомнением покачал головой, догадываясь, как Андре де Сад нашел «винный источник» (у самого рыльце было в пуху), а затем решительно сказал, отбросив глупые мысли: — Ладно! Не будем искушать провидение! — с этими словами Жиль принялся за окорок, да так усердно, что вскоре на тарелке остались лишь дочиста обглоданные кости.

Гийо сокрушенно вздохнул, виновато посмотрел на Гаскойна, который сидел возле стола, не сводя глаз с Жиля, и развел руками: мол, извини, дружище, что тебе недостанется мяса, а одни лишь объедки; все люди жадины, и наш хозяин не исключение.

Андрейко и впрямь нащупал неиссякаемый источник разных вин, в том числе дорогих. Дело в том, что Ивашко Немирич снял квартиру на втором этаже купеческого дома. Она вполне соответствовала его шляхетному статусу. В ней имелись не только кабинет и спальня, но также комнатка для прислуги, в которой обосновался Андрейко. Квартира была обставлена дорогой мебелью, и два ее окна выходили не на зловонную улицу, а на реку. Это обстоятельство очень импонировало Ивашке. Он отчаянно скучал по дому, и временами ему казалось, что Сена — это Днепр. Особенно сильно его воображение разыгрывалось после бутылки вина, когда наступал летний вечер. Сидя возле окна, Ивашко глотал кислое французское вино пополам с солеными пьяными слезами и, глядя на закат, отражавшийся в реке, тихо скулил — как побитый щенок.