Рыцарский долг - Александр Трубников Страница 57

Окрестности ущелья Вади ай-Муджиб, 1229 год от Р. X., Благовещение Пресвятой Богородицы (25 марта)

Он долго находился в странном полуобмороке, и ему снова грезилась бескрайняя унылая, сумрачная равнина, которую, простираясь от горизонта до горизонта, разделяла каменная стена. Стоял ли, как это было раньше, с той стороны старик, он не видел. Единственное, что отличало это видение от других, было чистое ночное небо, щедро усыпанное звездами.

Жак вдруг понял, что он уже давно очнулся. Вокруг было тихо. Он не слышал ни раскатов грома, ни рева несущейся по ущелью воды, ни грохота падающих камней. На смену им пришло негромкое журчание и редкие крики птиц, раздающиеся откуда-то сверху. Ощущая на лице легкие прикосновения прохладного ночного ветерка, он понял, что дождь наконец-то прошел.

Жак открыл глаза. Как ни странно, картина неба над головой ничем не отличалась от той, что ему пригрезилась. Это было небо арабских ночей. На всем видимом пространстве не осталось ни облачка, большие и яркие звезды обрамляли Божий светильник – половинку желтой, налитой луны, плывущей в белой полосе Via Lactea – Млечного Пути. Воздух был чист и прозрачен, от небесных светил исходило ровное сияние, которое освещало долину так, словно была не ночь, а день. Израсходовав все свои силы, разбушевавшаяся стихия отступила, принеся в ущелье мир и успокоение. Вырвавшийся на свободу поток, забрав с собой все, что смог унести, давно уже выплеснулся в тяжелые воды Мертвого моря и теперь по дну ущелья, мелея на глазах, текла спокойная медлительная речка. Скалы быстро остывали, охлаждая прогретый за день воздух, и над водой длинными космами слоился белый плотный туман.

Дно ущелья, по которому пронесся поток, блестело вылизанными водой камнями, словно его тщательно прибрал неведомый великан. В отличие от очищенного водой русла, весь склон, где шло последнее сражение, представлял собой страшный ковер из недвижных тел, засыпанных сверху большими и маленькими камнями.

Жак вздохнул полной грудью и, втягивая в себя ночной воздух, влажный и прохладный, ощутил вдруг не то запах, не то привкус, отдающий металлом, какой исходит обычно от хорошо почищенной медной посуды. Это пахла пропитавшая землю кровь.

Птицы успокоились и возвратились на скальные карнизы, явно готовясь к долгожданному пиршеству. То одна то другая срывалась вниз, собираясь спикировать на склон, но делала несколько кругов и с возмущенным криком возвращалась на место. Птицы не решались садиться на землю потому, что среди завалов бродили, пошатываясь, едва различимые в сумраке фигуры.

Заметив шевеление, один из бродящих по склону немедленно двинулся в сторону Жака. Тень приближалась. Судя по плотному кольчужному доспеху, доходящему до колен, и длинному прямому мечу, который он сжимал в руке, это был не сарацин, а франк. Только вот кто именно – рыцарь ордена или генуэзец, разобрать было невозможно. Жак нащупал рукоятку меча и попытался встать.

– Не хватайся за оружие, брат-рыцарь! – услышал он хорошо знакомый голос. – Битва давно закончилась, и те, кто уцелел, ищут раненых под завалами.

– Я гляжу, что ты цел и невредим, сир де Барн, – поднимаясь на ноги, удивленно произнес Жак. – И многие из защитников остались в живых?

– К сожалению, нет, монсир, – с грустью в голосе отвечал яффский рыцарь. – Все, кого не смыло водой, погибли под камнями. Уцелели лишь те, кто успел подняться на самый верх и находился у этих трех кибиток.

Он повернулся в ту сторону, куда показывал собрат тевтонского ордена. Три кибитки Толуя, наполовину заваленные камнями, стояли на том же самом месте, где их оставили защитники во время последнего боя. Из-за них появилась широкоплечая фигура рыцаря, в котором Жак без труда узнал Серпена.

– Похоже, только зря теряем время, – подойдя поближе, сказал тот, – под завалами только трупы. Мы ловим оставшихся лошадей, не пешком же нам отсюда уходить.

– Робер! – позвал Жак.

– Он погиб, брат-рыцарь, – послышался из-за спины печальный голос. – На том месте, где он сражался, один из самых больших завалов.

Жак развернулся. Перед ним, сжимая в руке арбалет, стоял мастер Григ.

– Павшие в этой битве навсегда останутся в наших сердцах, – положив руку на плечо бывшему бургундскому виллану, произнес киликиец. – Но сейчас, Жак, мы должны в первую очередь позаботиться о себе и о возложенной на нас миссии. Близится полночь, и нам нужно как можно скорее решить, что делать дальше.