Чемодан пана Воробкевича - Ростислав Самбук Страница 51

«А если они разведали, что подходы к границе перекрыты, и теперь ищут обходных путей?» — мелькнула вдруг мысль. Нет, тогда бандеровцы вряд ли ходили бы поодиночке — для чего бы Отважный терял время, вылеживаясь в перелеске?

Прошло еще несколько минут, и Каленчук, оглядываясь, встал. Сначала Кирилюк не сообразил, зачем Отважный выскочил на открытое место, и понял все, лишь после того как в кустах жалобно заблеяла овца. Увидев маленькую фигуру с овцой на плечах, тихо рассмеялся. Все стало на свои места, и на душе у Петра сразу полегчало. Бандеровцы просто сидят без продовольствия, и, видно, хорошенько же у них подвело животы, если Каленчук решился на столь рискованный шаг.

Теперь главное — не упустить его из виду!

Лесник понял Петра с полуслова. Побежал от ствола к стволу в ложбину. Они взяли бандеровца как бы в клещи — шли на таком расстоянии, чтобы тот не услышал случайного шороха.

Каленчук не спешил. Огибал открытые места, лежал в кустах, озираясь, и только после этого полз через чащи в буерак.

Лесник издали сделал знак Петру, чтобы не двигался. Пополз, как ящерица, и даже Кирилюк время от времени переставал его видеть. Потом совсем исчез в хаосе поваленных стволов, и у Петра уже не хватало сил ждать, но вот он увидел лесника в кустах почти рядом с собой.

— Они там, в овраге, — взволнованно прошептал он. — Все трое…

— Ждут ночи, чтобы перейти границу, — догадался Кирилюк.

— Вот–вот… — Лесник все еще тяжело дышал. — Скоро подойдут наши, обложим, как медведя в берлоге!

— Сделаем так, — немного подумал Кирилюк. — Я остаюсь здесь. Прово́дите меня к оврагу и пойдете навстречу группе. Возьмете буерак в кольцо. Передайте лейтенанту Горлову, чтобы сразу связался по рации с Левицким и сообщил обо всем. И предупредите, чтобы не обнаруживали себя. Пусть солдаты займут позиции подальше от оврага. Лесник пожал плечами:

— Если бандеровцы и заметят засаду, все равно никуда не денутся…

Петр нетерпеливо перебил его:

— Делайте так, как я сказал.

Они поползли к буераку. Двигались бесшумно, ощупывая траву и только после этого подтягивая тело. Немножко полежали, отдышались, проползли еще несколько метров. Лесник заглянул в щель между трухлявыми стволами и уступил место Петру.

Наконец Кирилюк увидел Сливинского. Он был уверен, что это Сливинский, хотя на таком расстоянии черты лица только угадывались. Тот сидел опершись спиной о поваленное дерево и что–то доказывал спутникам, потому что жестикулировал правой рукой, как оратор. Других бандитов не было видно — лишь иногда из–за нагроможденных стволов появлялась фуражка Каленчука.

Петр прикинул: до них метров сто пятьдесят. У бандеровцев удобная позиция, и они могут отстреливаться несколько часов — пока не кончатся патроны. Времени для уничтожения чемодана более чем достаточно. Незаметно к ним не подобраться, значит, надо ждать, пока бандиты сами не вылезут из буерака.

Повернулся к леснику:

— Не теряйте времени!

Тот, не отвечая, попятился и растворился в зеленом буйстве кустарников.

Умостившись поудобнее, Кирилюк посмотрел на часы. Около девяти — впереди, наверное, целый день ожидания, длинный, нескончаемый день. Когда теперь темнеет? Часов в девять, значит, полсуток… А впрочем, они гоняются за этим бандеровцем чуть ли не месяц — в сравнении с этим что такое несколько часов? Но ведь тянутся они слишком медленно…

Ждать двенадцать часов. Он лежал бы и больше, не спуская глаз с тех, что шевелятся среди гнилых деревьев. Теперь все тревоги позади. Теперь только набраться терпения. Ну чего–чего, а терпения ему хватает.

Он не обнаружит себя ни единым движением, если нужно, не будет спать, есть, даже дышать…

Вздохнул и на минуту отвел глаза от укрытия бандеровцев. Посмотрел на небо, на буки, заслонявшие его лазурь, на жалкий цветочек, каким–то чудом проросший между лишайниковыми стволами. Сырость, мох, плесень — и цветочек. Хилый, а живет: похож на колокольчик, кажется, вот–вот зазвенит — нежно, тихо, серебряным звоном…

Посмотрел вниз и испугался — нет никого… Машинально потянулся к автомату — все равно не выпустит. Подпустит поближе и будет стрелять. Но ведь и у него нервы натянуты до предела. Не надо так, спокойнее… Просто Сливинский лег — даже видно плечо в синем плаще. Пусть отдыхают: лежат, спят… Он не будет спать!

Прошел час. Бандеровцы еще спали — Сливинский не шевелился, да и другие не подавали признаков жизни. Петр подумал, что сейчас можно тихонько перелезть через завал, проползти ходом, прорубленным бандеровцами в кустарниках, — пробуждение было бы не из приятных… Представил себе: он с автоматом и те — помятые, заспанные лица, глаза, полные ужаса.

Выругал себя: размечтался, как желторотый птенец, У них же наверняка кто–то не спит — дежурит, и стоит только хрустнуть сухой ветке…

Потом и Кирилюку захотелось спать. Дали знать о себе усталость и недосыпание в последние дни. Поймал себя на том, что клюнул носом. Смочил платок из фляги, вытер лицо. Сон прошел, но ненадолго. Солнце пригревало, со дна буерака поднимались гнилые испарения, дурманили голову — Петр держался из последних сил.

Пошел двенадцатый час… Сливинский все еще спал. Повернулся во сне — теперь Кирилюк видел верхнюю половину его лица, чуть наискось до рта. Петр вытащил бинокль. Раньше не имел права рисковать — Сливинский мог случайно увидеть блеск стекол, — но сейчас он спал…

Бинокль приблизил бандеровца к самым глазам. Всматривался с жадностью — будто мог достать врага и скрутить его.

Густая черная шевелюра («Очевидно, выкрасил волосы», — решил Петр), высокий, без морщин,, лоб, прямой нос. Красивый мужчина, ничего не скажешь. Вот бы заглянуть в глаза… Говорят, что глаза не лгут…

Кирилюк отложил бинокль. Вспомнил Ступака, каким видел его в последний раз — лежит в бурьяне, раскинув руки. Светловолосый паренек с запекшейся кровью на виске. Скрипнул зубами и подумал, что с удовольствием поймал бы на мушку лицо Сливинского. Даже сейчас. Одна очередь — и справедливость восстановлена. Око за око…

Это желание — взять на мушку — сделалось настолько сильным, что даже отвернулся от автомата — руки сами тянулись к оружию. Уже не смотрел на Сливинского, чтобы не искушать самого себя.

Но почему же такие длинные минуты?

Снова смочил платок, обтер лицо и заглянул в щель. В первый момент испугался так, что по спине побежали мурашки. Сливинский лежал, подложив под голову руки и не мигая смотрел прямо на него — так, говорят, смотрит змея. Петр никогда не видел змеиного взгляда, но ощущение было такое, словно встретился с гадюкой: кровь отлила от лица, и похолодело в затылке. Лишь через несколько секунд понял, что стал жертвой своей мнительности: на таком расстоянии не то что глаза — черты лица едва угадывались. И все же успокоился, только лишь убедившись, что Сливинский продолжает спать: повернулся на бок, подложил ладонь под щеку.