Приключения Тарзана в джунглях - Эдгар Берроуз Страница 50

Как только эта мысль промелькнула у Тарзана, Нума прекратил свое беспокойное блуждание и повернулся к ограде. Одно мгновение он стоял неподвижно и лишь нервно двигал кончиком хвоста, затем решительно направился к костру, в то время как Сабор продолжала беспокойно бродить взад и вперед в темноте.

Чернокожий воин закричал своим товарищам, что лев приближается, но его товарищи были слишком охвачены ужасом. Они только столпились теснее и завыли громче прежнего.

Схватив горящую ветку, черный человек кинул ее прямо в львиную морду. Послышалось злобное рычание, и в ту же секунду одним прыжком дикий зверь свалил ограду; в это же мгновение черный воин почти с одинаковой быстротой раздвинул ограду с другой стороны и, уже не считаясь ни с какими опасностями, притаившимися во мраке ночи, бросился к ближайшему дереву.

Нума выскочил из ограды почти в ту же минуту, как вскочил в нее, но, пересекая низкую стену терновника, он уже уносил с собой кричащего негра. Протащив свою жертву по земле, он вернулся к Сабор. Львица присоединилась к нему, и оба продолжали путь в темноте, и их дикое рычание сливалось с пронзительными криками обреченного человека.

Отойдя подальше от огня, львы остановились, затем послышалось прерывистое ворчание, и почти тотчас же крики и стоны негра прекратились навеки.

Прошло несколько минут. Нума снова появился в свете огня. Он еще раз совершил прогулку через ограду и снова разыгралась жуткая драма уже с другой кричащей жертвой.

Тарзан встал и лениво потянулся. Развлечение начинало надоедать ему. Он зевнул и пошел к своей просеке, где его племя улеглось спать на ветвях деревьев вокруг прогалины.

Он отыскал привычную удобную развилину среди ветвей и свернулся на сон грядущий; но ему не хотелось спать. Он долгое время лежал, думая и мечтая, смотрел на небо и наблюдал за луной и звездами. Он хотел знать, что они такое, и какая сила не дает им упасть. У него был пытливый ум. Его всегда одолевали вопросы относительно всего, что происходило вокруг; но не было никого, кто мог бы ответить на эти вопросы… С детства он стремился к знанию и теперь, не обладая почти никакими познаниями, был преисполнен огромным, неудовлетворенным любопытством ребенка…

Ему было мало знать, что такие-то явления происходят… Он стремился понять, почему они происходят? Он хотел знать, что именно является причиной их возникновения. Тайна жизни бесконечно интересовала его. В чудо смерти он совершенно не мог проникнуть. Бесконечное число раз он подвергал исследованию убитых им жертв, чтобы знать, что таится у них внутри, и где скрыт источник жизни. Неоднократно он вскрывал у убитых грудную полость и успевал заметить, что сердце у них все еще билось.

Он вывел из опыта, что нож, пробивающий этот орган, вызывает немедленную смерть в девяти случаях из десяти, в то время как можно ударить противника бесчисленное множество раз в другие места, и он даже не потеряет возможности двигаться. Тогда Тарзан начал считать сердце или, как он называл его «красную вещь, которая дышит», центром или началом жизни. Мозга и его деятельности он совсем не мог понять. Тот факт, что ощущения внешних чувств передаются мозгу и в нем переводятся, классифицируются и дополняются, лежал, конечно, вне его понимания. Он думал, что пальцы сами получают сведения, когда что-нибудь осязают, глаза сами познают то или иное, когда видят, уши, когда слышат, нос, когда обоняет.

Он считал свое горло, свою кожу и волосы тремя главными центрами жизни. Когда Кала была убита, он испытал своеобразное чувство, словно ему сдавили горло; соприкосновение с Хистой-змеей вызывало неприятное ощущение в коже всего тела; а приближение врага заставляло волосы на голове вставать дыбом.

Вообразите себе, если можете, ребенка, всецело захваченного чудесами природы, переполненного недоумением и окруженного только зверями джунглей, для которых его вопросы так же непонятны, как санскритский язык. Когда Тарзан спрашивал Гунто, отчего идет дождь, огромная старая обезьяна только смотрела на него с минуту с немым удивлением и возвращалась к своей интересной и полезной ловле мух, а когда он осведомлялся у Мамги, старой и, должно быть, мудрой обезьяны, по какой причине одни цветы закрываются, когда Куду покидает небо, а другие открываются, – он с удивлением узнал, что Мамга никогда не замечала этих интересных фактов, хотя умела определить с точностью до одного вершка, где прячутся самые жирные земляные черви.

Для Тарзана эти явления были чудесами. Они говорили его разуму и воображению. Он видел, как цветы открываются и закрываются, видел некоторые растения, всегда обращенные к солнцу; видел, что листья шевелятся, даже когда нет ветерка; видел, как лианы ползут, словно живые существа, по стволам и ветвям больших деревьев. Для Тарзана-обезьяны цветы, ползучие растения и деревья были живыми существами. Он часто разговаривал с ними, как с Горо-луной, и Куду-солнцем, но они, к его постоянному разочарованию, не отвечали. Он задавал им вопросы, но они не могли ответить, хотя он знал, что шепот листьев – их язык, ведь это они разговаривают между собой.

Ветер он считал детенышем деревьев и травы. Он думал, что они, качаясь взад и вперед, создают его. Никаким другим образом не мог он объяснить этот феномен. Дождь он в конце концов приписывал звездам, луне и солнцу; но его гипотеза была совсем некрасива и непоэтична.

В эту ночь, когда Тарзан лежал, задумавшись в ожидании сна, в его богатом воображении внезапно блеснуло объяснение звезд и луны. Он этим сильно взволновался. В ближайшей развилине спал Тог. Тарзан перебрался к нему.

– Тог! – закричал он.

Крупный самец тотчас же проснулся и ощетинился, почуяв опасность в ночном призыве.

– Взгляни, Тог! – воскликнул Тарзан, указывая на звезды. – Посмотри: это глаза Нумы и Сабор, Шиты и Данго. Они выжидают вокруг Горо, чтобы кинуться и убить его. Ты видишь глаза, рот и нос у Горо. А свет, сияющий на его лице, это отражение костра, который он устроил, чтобы отпугнуть Нуму и Сабор, Данго и Шиту. Всюду вокруг него глаза, Тог! Ты можешь их видеть. Но они не решаются слишком близко подойти к огню. Они боятся костра. Костер спасает Горо от Нумы. Ты видишь их, Тог! Когда-нибудь ночью Нума будет голоден и сильно раздражен, и тогда он перескочит через терновник, окружающий Горо, и у нас не будет больше света ночью, ночь будет черной, такой черной, как она бывает, когда Горо ленится вставать и спит всю ночь или же предпочитает блуждать по небу днем, забывая о джунглях с их обитателями.

Тог тупо посмотрел на небо, потом на Тарзана. Упал метеор, прорезав огненный путь по небу.

– Взгляни! – вскрикнул Тарзан. – Горо кинул огненную головню в Нуму. Тог заворчал.

– Нума там внизу, – сказал он. – Нума не охотится над деревьями.

Но он посмотрел с любопытством и некоторым опасением на блестящие звезды над собой, точно видел их впервые. Несомненно. Тог сейчас в первый раз обратил внимание на звезды, хотя они появлялись на небе над ним каждую ночь. Для Тога они были то же, что роскошные цветы джунглей – он не мог их есть, потому и игнорировал.