Бизерта - Юрий Шестера Страница 5

Морской корпус был спасен.

* * *

Когда же Павел в воскресенье пришел домой в свое первое увольнение, то с озорным блеском в глазах представился:

— Господин капитан первого ранга, кадет Чуркин прибыл в очередное увольнение!

Степан Петрович чуть не лишился дара речи при виде своего сына: защитного цвета френч пехотинцев английской армии без погон, свисающий почти до колен, рукава которого скрывали пальцы рук. Такого же цвета брюки, на ногах — тяжелые армейские ботинки и обмотки, на голове — зеленая фуражка с русской кокардой и огромным козырьком, провалившаяся до ушей. И никаких-либо знаков и эмблем принадлежности к военно-морским силам России. Он вспомнил обмундирование гардемарин в бытность его обучения в Морском корпусе, и к горлу подступил комок.

«Господи, что стало с Россией? — промелькнуло у него в голове. — Но ведь сейчас идет война с большевиками не на жизнь, а на смерть… — урезонил его переживания внутренний голос. — Вот возродится Отечество, и все станет на свои места», — утешил он себя.

А Ольга Павловна метнулась к сыну и прижала его к себе:

— Здравствуй, сынок, дорогой ты мой!

Павел же подмигнул Ксюше, во все глаза смотревшей на брата: «Вот, мол, каков я!»

Освободившись из объятий матери, он уже по-деловому попросил отца:

— Папа, ты сможешь достать для меня бескозырку? Нам разрешают носить ее во время увольнений и в отпуске. Думаю, что для тебя как командира эскадренного миноносца это не будет большой проблемой? — хитровато улыбнулся он.

— Ты прав, Паша, — будет у тебя бескозырка.

— Вот здорово! — воскликнул тот, а Ольга Павловна вздрогнула — это же было любимым восклицанием ее супруга. «Правильно говорят, что яблоко от яблони далеко не падает!» — с замиранием сердца подумала она, признательно глянув на Степана Петровича.

* * *

Однако уже весной 1920 года Павел поразил родителей своим внешним видом.

Перед ними стоял стройный подросток в черном мундире с двумя рядами латунных, начищенных до блеска пуговиц, с золотистыми петлицами и трехцветным добровольческим шевроном («галочкой») на левом рукаве. Черные брюки, ботинки и бескозырка с кокардой и золотистой надписью «Морской корпус».

— Вот это совсем другое дело! — удовлетворенно воскликнул Степан Петрович. — Сразу виден воспитанник Морского корпуса! Не поведаешь ли мне, Павлик, каким же это образом произошло превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя?!

— Да очень просто, папа! — сверкнул счастливыми глазами Павел и пояснил: — Однажды группа гардемарин, находясь в увольнении и гуляя в Инкерманской долине, встретила главнокомандующего генерал-лейтенанта Врангеля со свитой, которому незадолго перед этим Деникин передал обязанности командования армией Юга России. Тот, поздоровавшись с ними, спросил, из какой они части. Получив ответ, генерал чрезвычайно удивился, узнав, что эти одетые во все зеленое молодые солдаты являются гардемаринами Севастопольского Морского корпуса.

И уже через несколько дней Врангель посетил корпус. Он прошелся вдоль строя воспитанников, останавливаясь перед Георгиевскими кавалерами, бывшими воспитанниками упраздненного в 1917 году Севастопольского Морского корпуса, которые участвовали в операции под Тендрой, спрашивая каждого гардемарина, за что тот получил эту высокую награду.

В своем обращении к воспитанникам генерал сказал, что не привык видеть будущих флотских офицеров в столь необычной форме и что он немедленно прикажет сшить для них настоящую форменную морскую одежду. И действительно, вскоре в Морской корпус доставили отличное сукно, и каптенармусы сняли с каждого воспитанника индивидуальные мерки для пошива полного комплекта настоящего морского обмундирования.

— И как же мы были этому рады, папа! — восторженно воскликнул Павел.

— Представляю, сынок! Очень даже хорошо представляю! — растроганно ответил тот, обнимая кадета.

* * *

Ранним утром 30 октября Степан Петрович вместе с Ольгой Павловной и Ксенией стояли у борта «Гневного» и смотрели в сторону города, который нельзя было узнать. Улицы были запружены народом: все стремились к пристани на погрузку. Это были люди, не желавшие остаться под властью большевиков: чиновники, преподаватели и учителя учебных заведений, студенты, юристы, доктора, священники… Их лица были строги и сосредоточены — они покидали свою Родину. Большинство магазинов были закрыты, а двери покинутых домов распахнуты настежь. Город пустел, но паники не было.

Много беженцев было и на дорогах, ведущих к Севастополю. Так, группа воспитанников Морского корпуса, бывших в отпуске, пришла пешком из Симферополя.

Эвакуация госпиталей была особенно тяжелой задачей. Транспорт «Ялта», предназначенный для раненых, был перегружен, но их оставалось еще много.

Генерал Шатилов пришел к главнокомандующему с рапортом: «Англичане обещали взять пятьдесят раненых, но это капля в море; во всяком случае, невозможно увезти всех…»

Врангель нетерпеливо его прервал: «Раненые должны быть вывезены все, и они будут вывезены… и пока они не будут вывезены, я не покину Севастополя».

Помосты у пристани дрожали под тяжелыми шагами грузившихся полков. Казаки, эти бесстрашные рубаки, со слезами на глазах расставались со своими лошадьми — верными боевыми товарищами…

Ольга Павловна с тревогой посмотрела на дочь:

— Тебе не страшно, Ксюша?

— Что ты, мама! — укоризненно посмотрела та на нее: — Ведь с нами же папа!

Ольга Павловна с благодарностью и нежностью глянула на супруга.

Она хорошо помнила, как еще в Порт-Артуре радовалась за свою подругу Марию, сестру милосердия лазарета на госпитальном судне «Монголия», когда та начала встречаться с Андреем Петровичем, старшим братом Степана. А девчонки откровенно завидовали ей, так как главный врач разрешил Марии отлучаться с судна с Андреем Петровичем, капитаном 2-го ранга и командиром миноносца «Бесстрашный», в любое время дня и ночи. И как забилось ее сердце, когда на заснеженном перроне железнодорожного вокзала Владивостока при возвращении медицинского персонала лазарета из японского плена после падения Порт-Артура она встретилась взглядом со Степаном, сопровождавшим старшего брата, который встречал Марию. А когда тот улыбнулся ей в ответ, сердце радостно екнуло: «Неужели?..» И как права была Мария, когда уже позже, после их венчания с Андреем Петровичем, как-то шепнула Ольге, что она, мол, будет за Степой как за каменной стеной, так же, как и она, Мария, за своим Андрюшей.

И Ольга Павловна, обняв Ксюшу, прижалась головой к плечу Степана Петровича. Она еще раз благодарила судьбу за встречу со столь дорогим для нее человеком, отцом ее детей.

* * *

Еще вчера семьи офицеров готовились к переходу на корабли, чтобы разместиться в их каютах. Ольга Павловна, волнуясь, уточняла по списку, составленному накануне со Степаном Петровичем, наличие вещей, которые нужно было взять с собой. Ей помогали Ксения и Павел, который был в отпуске. Ведь вот-вот должны были появиться матросы, посланные Степаном Петровичем, чтобы помочь перенести имущество на его эскадренный миноносец.