Дамбо. История удивительного слонёнка - Кари Сазерленд Страница 5

Из вагонов высыпали солдаты и устремились в гущу людей в поисках своих близких. На глазах у всех блестели слёзы радости. Пока Милли и Джо пристально вглядывались в толпу, их нагнали Иван с Катериной.

Где же он? Что-то сжалось в груди у Милли. Что, если произошла ошибка? Что, если его ещё не отпустили домой?

Рядом молодой солдат подхватил на руки и закружил даму в огромной изумрудно-зелёной шляпе, а она восторженно воскликнула. Когда он поставил девушку на землю и отступил на шаг назад, Милли вдруг увидела, как поодаль, прямо между ними, выросла фигура Холта Фарьера — её отца.

— Папа! — закричали в один голос Милли и Джо и ринулись ему навстречу.

Хотя лицо отца покрывала двухдневная щетина, Милли он показался ровно таким же красивым, каким она его помнила — разве что держался немного неровно, будто западал на один бок. Но ведь за левым плечом у него висела котомка — наверное, тяжёлая. И тут он внезапно рухнул на землю, котомка полетела в сторону.

Милли уставилась на отца во все глаза.

Там, где должна была быть левая рука, был просто… воздух. Рукав форменной гимнастёрки был аккуратно приколот к плечу, как будто в знак того, что армейцу не подобает быть неряшливым, даже если у него нет руки.

Бросившийся было вместе с Милли Джо резко вдохнул и застыл всего в шаге от отца, который, видимо, упал в обморок. Когда сзади подошли Иван и Катерина, отец уже зашевелился.

Красивые голубые глаза открылись, моргнули и посмотрели на детей.

Отец взглянул на их озадаченные лица, выдавил из себя пустую улыбку и, пошатываясь, попробовал встать на ноги.

— Я хотел рассказать вам, написать в письме, — произнёс он, кивком указывая на пустоту на месте левой руки. Голос его звучал хрипло, будто до этого он долго не разговаривал. — Я только не знал как. — Дети не промолвили ни слова, и оставшейся рукой он поманил их к себе. — Идите сюда. Привет! Это же я.

— А война уже закончилась? Мы правда победили? — осторожно спросил Джо.

— Страна — да. А вот многие добрые люди — нет. — Взгляд Холта снова затуманился, но он тут же очнулся, перевёл глаза на сына, и гордость засияла на его лице. — Ты посмотри-ка, растёшь не по дням, а по часам! Ну-ка, ты же помнишь меня, верно?

Больше Джо не медлил. Он кинулся к отцу, и тот сгрёб его в охапку, а потом повернулся к Милли. Её русые волосы отросли, и теперь она заплетала их в косы, да и одета была в комбинезон, которого Холт не помнил, — серенький с розовыми манжетами на рукавах и отворотами на штанишках.

— А ты такая же красавица, как мама. — В его голосе зазвучала тоска. — Мне так жаль, что меня не было рядом.

Милли кивнула, и её пальцы незаметно для неё самой потянулись к ключику, висевшему на шее.

— Ей тоже было жаль, — мягко произнесла она.

Отец отвернулся, и его глаза наполнились слезами. Она подбежала к нему сбоку, чтобы прижаться со свободной стороны, и обвила руками его по-прежнему крепкое тело.

— Мы так скучали по тебе, — сказала она.

— Я тоже по вам скучал, — ответил Холт. Он глянул на своих детей, всем своим сердцем жалея, что так долго был вдали от них. И как быть теперь, он тоже не представлял. Подняв голову, Холт посмотрел на стоявших рядом артистов и кивнул им.

— Здравствуй, Иван, здравствуй, Катерина. Спасибо вам, что приглядывали за ними.

— Не вопрос, капитан Фарьер, — ответил Иван.

— Холт. Зови меня просто Холт, — твёрдо ответил он. Дни его службы в кавалерии закончились. Тут он заметил вдалеке пёстрый палаточный городок цирка. — Не волнуйтесь, — шепнул он детям. — Всё будет как прежде.

Конечно, всё не могло стать совсем уж как прежде — по крайней мере, без Энни. Но ради детей, ради цирка Холт должен был попытаться. Долгие дни и ночи, что он лежал в госпитале и трясся в поезде по дороге домой, он размышлял о том, какие новые номера мог бы исполнять с одной рукой.

Когда они только вошли на территорию лагеря, сперва Холту показалось, что ничего не изменилось. Палатки ярмарки чудес и прилавки с угощениями, как и раньше, окружали главный шатёр, словно лепестки — цветочную чашечку, только теперь их стало больше, а некоторые из старых исчезли. Указатели пути к зверинцу направляли любопытных в самую дальнюю часть цирка, чтобы им предварительно пришлось пройти через все остальные развлечения. Ну и конечно, сердце цирка — Главный Шатёр — возвышался надо всем этим, как дворец. Но почему-то теперь он казался Холту гораздо меньше. Разумеется, шатёр был таким же — те же красно-белые полосы на полотне, что и всегда. Это Холт изменился.

Остальные члены труппы высыпали навстречу, как только весть о возвращении Холта разнеслась по лагерю. Но всеобщая радость поникла, как только артисты увидели старого друга. Мужчина неловко задёргал левым плечом, пытаясь прижать его к телу, как будто это могло помочь скрыть увечье.

Тут вперёд выступил Прамеш и крепко обнял Холта.

— Лучшая дорога — дорога домой! С возвращением! — воскликнул он. Огромный удав, который обвивал шею своего заклинателя, перескользнул на Холта.

— Э-э-э, давай без объятий! — сказал Холт змее, отходя от них обоих. — Я по тебе тоже скучал, Прамеш. Но скажи, в чём дело? Лагерь стал вдвое меньше!

— Время такое, дружище. Кому сейчас легко? — Прамеш грустно покачал головой. Змей свернулся вокруг его шеи, и раздвоенный язычок мелькнул в пасти в знак согласия.

Вдруг раздался громкий кашель. Дверь служебного вагона распахнулась, и на пороге появился мужчина, пузатый, словно бочка, и облачённый в мантию из алого бархата, край которой хлопал его по лодыжкам. Из-под полей настоящего старомодного цилиндра и кустистых бровей на труппу взирали тёмно-карие глаза.

— Внимание всем, бездари и тупицы! — проорал мужчина. — Почему правило номер один — это правило номер один? Потому что следить, чтобы клетки были заперты, — это самое важное правило из всех!

Директор цирка отогнул край мантии и показал всем след от укуса, видный сквозь ошмётки разорванной рубашки. В эту минуту крышка его цилиндра откинулась, и из неё показалось маленькое личико обезьянки, которое с ухмылкой таращилось на собравшихся.

По толпе пронёсся сдавленный смешок, но Макс Медичи продолжал браниться, не замечая появления Бэрримора. Мисс Атлантида прикрыла улыбку рукой, Катерина открыто захихикала, а у Прамеша весело засверкали глаза. Только шарманщик Пак выглядел обеспокоенным, переминался с ноги на ногу и неуверенно почёсывал затылок. В конце концов, это он отвечал за Бэрримора.

— И когда я доберусь до этого мелкого прохвоста, который посмел меня разбудить… — Тут Медичи вынужден был прервать свою речь, поскольку публика явно не внимала с должным почтением. — Ронго!

— Да, Макс? — спокойно откликнулся Ронго, делая шаг вперёд.

— Кто ответственен за порядок в лагере?

— Я вообще-то силач. — В голосе Ронго слышались насмешливые нотки.