Клад адмирала - Валерий Привалихин Страница 49

У Зимина был свободный от чтения лекций в институте день. Заказанные им из архива материалы дожидались уже неделю, все не удавалось выкроить время и отправиться туда, но вот сегодня, кажется, никаких помех.

Он уже стоял в пальто у порога своей квартиры, готовый выйти, когда раздался звонок в дверь. Где‑то около месяца назад он звонил из дома, из Квебека, и вот теперь – письмо. Зимин тут же принялся читать его – написанное по‑русски, от руки.

Пушели сообщал, что в ближайший год едва ли приедет в Россию, много дел: у него строительные заказы на родине и в одной из южноамериканских стран. Однако это не означает, что он сворачивает дела в Сибири, – наоборот. Просто вместо него будет представитель его фирмы.

Мишель писал, что получил из Пихтового от Нетесова посылку. Там – картина с видом фрагмента улицы Красных Мадьяр, где на переднем плане и кирпичный дом с чешуйчатым, похожим на кедровую шишку куполом, бывший Торговый дом купцов Игнатия и Степана Пушилиных. Он, Мишель, бесконечно благодарен за бесценный подарок и Сергею Ильичу, и пасечнику с Подъельнического кордона Василию Терентьевичу Засекину, автору картины. Теперь картина висит у него в кабинете на самом видном, самом почетном месте. И фотоаппарат «Зенит» – подарок Зимина, – как память о поездке в тайгу, в урочище Трех Истуканов, на реку Большой Кужербак, – тоже в его кабинете. Пишет письмо и время от времени поглядывает на «Зенит», на картину. Вообще он, Мишель, исключительно признателен новым своим друзьям за то, что взяли его с собой в тайгу. Это самое яркое, незабываемое впечатление от пребывания в России.

Зимин улыбнулся, читая: еще бы, в буквальном смысле самое яркое, ослепительное впечатление.

Продолжая скользить по строчкам, Зимин мыслями перенесся в ту сентябрьскую ночь, когда они вместе с Пушели остались на заброшенном проселке у костра рядом с догоравшим грузовиком в обществе двух связанных бандитов, ожидая отправившегося за милицейским нарядом Сергея.

…Машины примчались глухой ночью. Не считая «Урала», в котором Сергей сидел один, – два «уазика» и «Нива».

Шины сгоревшего грузовика еще продолжали чадить, но уже вяло; огонь черно‑красными неровными язычками лишь обозначал металлический скелет ЗИЛа.

Дверцы захлопали с такой быстротой, так ринулись с оружием наизготовку розыскники и омоновцы к бандитам, будто те не были связаны и для страховки опутаны крупноячеистой рыболовной сетью, а предстоял сопряженный с риском захват.

Зимин был твердо уверен: из‑за случившегося накануне поездка сорвалась, они возвращаются в Пихтовое.

– С какой стати, – возразил Нетесов на высказанное сожаление. – Базавлук жив, никаких ЧП. Сейчас отправим всех – и едем дальше.

Как бы в подтверждение своих слов – ничего не меняется, планы не рушатся – крикнул оперативнику Мамонтову, довольно небрежно стягивавшему сеть с Жала и Крота:

– Э‑э, поаккуратней. Ее еще на карася ставить.

Мишель, к удивлению Зимина, услышав, что остаются, заметно оживился, повеселел.

Самое удивительное, однако, было впереди.

Едва ближе к рассвету вырулили на усыпанный мелкой галькой берег Большого Кужербака, не успели еще в местечке, где в него впадала речушка, разобрать вещи, как Пушели спросил у Нетесова, слышал ли он про Мордвиновскую заимку. Уточнил: она должна быть у слияния Омутной с Большим Кужербаком.

– Переплыть, – кивнув на противоположный, подернутый реденьким туманом берег, сказал Нетесов, – там недалеко какая‑то развалюха есть. Может, и заимка.

– Мордвиновская?

– Без названия. Слышал, когда‑то охотник там жил.

– Сходим, Сергей Ильич, – попросил Пушели. По тону, каким попросил, невозможно было не почувствовать: рыбалка ему совершенно безразлична. А вот заимка – интересна, да еще как.

Пока надували резиновую лодку, переправлялись через Кужербак и шли по влажному от росы и оседающего тумана лиственному чащобнику, совсем рассвело.

В первых солнечных лучах взглядам предстала избушка с провалившейся внутрь двускатной крышей, с трухлявыми, прогнившими местами насквозь, бревенчатыми стенами. Входная дверь, тоже изрядно сгнившая, валялась неподалеку от порожка, а над зияющим дверным проемом виднелись три прибитые в рядок на одинаковом друг от друга расстоянии конские подковы.

Пушели долго внимательно смотрел на эти подковы, ладонью дотронулся до одной из них. Медленно обошел разрушившийся от времени домик, остановился, сказал:

– Здесь точно жил охотник. Иван Егорович Мордвинов.

– Откуда вам известно? – спросил Нетесов.

– Дочь охотника Мордвинова была женой Игнатия Пушилина, – ответил Пушели. Родственные связи Пушели с семейством Пушилиных были уже ясны. Игнатий Пушилин, погибший в гражданскую, имел сына Степана, а тот приходился отцом Андрею, бежавшему вместе с родителями, Степаном и Анной, из России в тридцать шестом. Мишель Пушели – сын Андрея. Михаил Андреевич Пушилин. Оказывалось, он еще вдобавок и прямой потомок охотника Мордвинова, которого, как слышал Зимин, считают первопоселенцем, основателем Пихтового. Но ведь не специально за тем, чтобы взглянуть, где жил его прапрадед, стремился попасть Пушели на заимку?

Пушели сам объяснил:

– Степан Пушилин спрятал когда‑то на этой заимке семейные реликвии. Фотографии, награды.

– Вы знаете, где именно спрятал? – спросил Нетесов.

Пушели не поспешил с ответом на прямой вопрос.

– Сергей Ильич, – сказал он. – Я понимаю, ваш долг обо всем необычном докладывать начальству. Могу я попросить вас не делать этого?

– Можете. Если речь только о том, что вы назвали, – ответил Нетесов.

– Там еще пистолет, несколько золотых монет, совсем немного монет, должны быть, – ответил Пушели. Поторопился добавить: – Оружие и монеты меня не интересуют.

– Для меня сложность – как раз именно об этом не доложить, – сказал Нетесов. Поймав упрашивающий взгляд Зимина, махнул рукой. – Ладно, придумаем что‑нибудь. Показывайте – где?

– Здесь. – Пушели ковырнул землю носком сапога в том месте, где стоял: в полушаге от входа в домик.

…Хорошо сохранившийся кованый продолговатый ящичек, завернутый в пропитанную парафином холстину, был извлечен из глинистого слоя с метровой глубины.

Притершуюся, прикипевшую крышку открыли не без усилий, но быстро. Бельгийский браунинг, запасная обойма к нему, серебряный портсигар, два Георгиевских креста и медаль без колодки лежали в ящичке сверху, на пачках царских ассигнаций.

Нетесов первым делом протянул руку к браунингу и обойме. Зимин взял портсигар. В нем лежали монеты, двенадцать штук. Он высыпал их себе на ладонь. Нетесов при этом, оторвав взгляд от пистолета, посмотрел на золотые десятки с императорским профилем, спросил у Пушели: