Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора - Томас Майн Рид Страница 46

– Хорошо, Педро! Не сердитесь, – смеясь возразил дон Эстеван, – все это давно уже пора забыть, так как вы теперь настолько богаты, что можете больше не жалеть о пустяках, коих стоило ваше крещение.

Дон Эстеван говорил чистую правду. Со времени своей счастливой находки Педро стал богатым человеком.

Кто видел его месяца три назад, тот не узнал бы: настолько изменилась к лучшему его внешность. Раньше он был бледен, худ и ходил чуть ли не в рубище; его грязная и изорванная одежда еле держалась на нем; вместо лошади у него была какая-то измученная, еле живая кляча, достойная соперница Россинанта. Теперь он восседал на породистом коне, покрытом богатой попоной; на него было больно глядеть из-за блестящих позументов, составляющих необходимую принадлежность той живописной мексиканской одежды, которую носят ранчеро.

– Довольно шутить, – нетерпеливо прервал их Роберт Тресиллиан, – гора, находящаяся перед нами, это и есть Затерявшаяся гора, да или нет?

– Да! – лаконично ответил проводник, еще более обиженный сомнением в его топографических познаниях, которое позволил себе выразить даже после его слов чужестранец. И это в адрес Педро, знавшего все закоулки Сонорской пустыни!

– В таком случае, – продолжал Тресиллиан, – чем скорее мы там будем, тем лучше. Я полагаю, что гора находится от нас на расстоянии десяти миль.

– Вы можете, кабальеро, смело накинуть миль двадцать и прибавить к этому еще несколько метров, – сказал Педро.

– Как? Двадцать миль! – с удивлением воскликнул англичанин. – Я не могу в это поверить!

– Если бы вы, сударь, – хладнокровно сказал гамбусино, – так же часто путешествовали по льяносам, как я, то не говорили бы так. Расстояния в здешних местах никогда не бывают такими, какими они нам кажутся издали.

– Хорошо! – сказал англичанин. – Коль это говорите вы, я верю. Вы достаточно и столь успешно проявили свои способности в качестве золотоискателя, что…

Этот комплимент приятно польстил самолюбию гамбусино.

– Тысяча благодарностей, дон Роберт! – ответил он, отвесив глубокий поклон. – Вы можете мне верить на слово, сеньор, потому что я не говорю наугад и могу даже вычислить расстояние в ярдах. Уже не в первый раз, сеньоры, я замечаю, что вы сомневаетесь в моем знании местности. Так знайте, что прежде, чем решиться сделаться вашим проводником, мне пришлось самому несколько раз побывать здесь и подробно изучить местность. Я отлично помню, что здесь должна находиться большая пальма, которую вы видите вон там, слева от вас.

С этими словами Педро указал Роберту Тресиллиану на высокое дерево, гладкий длинный ствол которого оканчивался венчиком длинных листьев блестящего стального цвета. То была пальма из семейства юкка, величиною своею превосходившая все экземпляры этой породы, которые так часто попадаются в льяносах.

– Если вы, сударь, – добавил гамбусино, желавший во что бы то ни стало войти в доверие к англичанину, – все еще сомневаетесь в правдивости моих слов, то не угодно ли вам подойти поближе к пальме? На ее коре вырезаны две буквы: «П» и «В» – рукою вашего покорнейшего слуги Педро Висенте. Это маленькое напоминание о себе я оставил, когда был здесь три месяца тому назад.

– Я вам верю без доказательств, – ответил Тресиллиан, усмехнувшись при слове «напоминание». Ему показалась забавным это памятка в пустыне!

– В таком случае, сеньоры, позвольте вам доложить, что максимум того, что мы можем сделать, – это достигнуть горы до захода солнца.

– Хорошо, Педро! – дружеским тоном сказал дон Эстеван. – Не следует терять времени. Будьте так добры отъехать немного назад и отдать приказание продолжать путь. Велите погонщикам мулов подстегнуть, насколько это возможно, животных.

– Я весь к услугам вашей милости, – ответил гамбусино, высоко приподняв над головою свою шляпу с широкими полями и отвесив поклон обоим компаньонам.

Он пришпорил коня и галопом поскакал к арьергарду каравана. Не доезжая немного до телег, он почтительно поклонился небольшой группе лиц, которых мы еще не представили нашим читателям, но которые были едва ли не самыми интересными из всего отряда. Две особы из этой группы принадлежали к прекрасному полу. Одна была женщина лет тридцати пяти, в молодости, должно быть, отличавшаяся редкой красотой, следы которой были заметны еще и теперь. Другая была прелестной девушкой, почти дитя. Судя по ее сходству с первой спутницей, она, должно быть, была ее дочерью. Ее великолепные черные глаза сияли, как звезды, под короной черных с синеватым отливом волос. Маленький ротик с пухлыми губками был словно создан для поцелуев. Никогда еще испанская мантилья не покрывала более восхитительной головки. Девушку звали Гертрудой, а ее мать была сеньора Вилланева. Они ехали в повозке, похожей на паланкин (по-мексикански litera), какими пользуются местные знатные дамы для путешествия по слишком узким и неудобным для верховой езды дорогам.

Повозка была выбрана как наиболее приятный и наименее утомительный способ передвижения. Везли ее два прекрасных мула, которыми управлял молодой мексиканец.

Четвертым лицом в группе был сын Роберта Тресиллиана – Генри. На вид ему было лет девятнадцать. Это был красивый, высокого роста юноша с белокурыми волосами и изящными, словно точеными, чертами лица, в которых, однако, не было ничего женственного.

Его внешность поражала мужеством и решимостью, а высокий рост указывал на недюжинную силу и необычайную ловкость. Он немного наклонился в седле, чтобы удобнее было вести разговор с прекрасными путешественницами, которые откинули полог своей повозки. Их беседа казалась очень оживленной. Вероятно, молодой человек говорил о приятном известии, которое только что сообщил проводник, так как молодая девушка слушала его с восхищением и глаза ее блестели от удовольствия.

Затерявшаяся гора была уже перед ними. Нечего было бояться недостатка в воде. Страдания рудокопов скоро должны были закончиться. Караван приободрился.

– Anda! Adelante! Вперед! – крикнул Педро Висенте.

Погонщики мулов подхватили этот крик, разнося его все дальше и дальше до последнего человека из арьергарда; повозки тронулись с места и двинулись в путь при непрерывном щелканье бичей и скрипе колес.