Клад адмирала - Валерий Привалихин Страница 44

– А потом вы уедете в Москву?

– Не сразу, через день‑два. Если больше не увидимся, я обязательно попрошу, чтобы картину вам показали.

– Спасибо, – поблагодарил Пушели. Еще раз взглянул на часы. – Мне уже нужно быть в местной мэрии…

* * *

Опять, как неделю с лишним назад, все было готово к отъезду. «Урал» с коляской, заполненной рюкзаками, стоял посреди двора, уже раскрыты были ворота, когда к нетесовскому дому подкатил на красном джипе Мишель Пушели.

Выбравшись из машины, вошел во двор. Поздоровался, остановился, глаза скользнули по снаряженному в дорогу мотоциклу.

– В тайгу? – спросил он.

– В тайгу, – ответил Нетесов, загонявший рассыпанные на столе охотничьи патроны в пустые гнезда патронташа. Он оторвался от своего занятия, пригласил не стесняться, подходить ближе.

Визита канадца Зимин не ожидал никак. Расставшись с ним два часа назад, был уверен, что встреча их была первой и последней. И вот…

Прозвучавшая вслед за вопросом просьба директора «Альянса» была еще более неожиданной, чем сам приезд.

– Можно мне с вами, Андрей Андреевич, Сергей Ильич? – сказал он.

– А вас нигде не потеряют? – посмотрев озадаченно на Зимина, спросил после короткой заминки Сергей.

Перед тем как подъехать иностранцу, был разговор и о нем, и о Пушилиных. В родственные корни Сергей не верил. Теперь он тоже был сильно удивлен, хотя и старался не подавать виду.

– Нет, нет. И мне можно, разрешено в тайгу. Если вы согласны, возьмите. Мне одному нельзя.

– Пожалуйста, – согласился Нетесов. – Но мы прямо сейчас и едем.

– Да подождем немного, если надо. – Зимин посмотрел на друга.

– Зачем ждать? Я готов, – поспешил сказать Пушели.

– Хорошо. Тогда едем, – сказал Нетесов.

– Только, Андрей Андреевич, Сергей Ильич, я могу быть сутки и ночь, полтора суток в тайге, – сказал Пушели. – Дела в Новосибирске.

– Вывезем, как попросите, – заверил Сергей и велел нежданно‑негаданно свалившемуся компаньону загонять джип во двор.

Из дома он принес для Пушели резиновые сапоги, шерстяной, плотной вязки свитер, из которого уже никакая самая тщательная стирка не способна была удалить запах дыма от костров.

Рюкзаки перекочевали из коляски один за спину Зимину, другой – на колени к иностранцу.

Полина была в школе – первый день занятий. Сергей написал ей записку. Можно было трогаться.

Пушели своим появлением не внес изменений, не спутал планы. Как намечали выехать в три, так и выехали.

По асфальтовой в выбоинах дороге, ведущей на северо‑восток, в противоположную от железной дороги сторону, ехали недолго. Почти тотчас, как пропали из виду окраинные городские дома, свернули на заросший травой проселок, покатили по нему среди лиственного леса. Забытая дорога то плавно шла вниз, то некруто взбегала на подъем, забирала влево, вправо. «Урал» по колее старого проселка мчал, редко где сбавляя или увеличивая скорость.

За двое последних суток листва как‑то разом переменила цвет. Осиновые листья вспыхнули багрянцем, закраснелась кистями рябина, густая желтизна потекла по березам. Хотя на многих деревьях не было еще ни единого мазка ранней осени, впечатление создавалось такое, будто лес уже сплошь красно‑багряно‑желтый.

Пушели, сидя в коляске, с жадным интересом глядел по сторонам.

Зимин, посматривая на канадца, не мог отделаться от вопроса: почему он все‑таки напросился поехать в тайгу? Оттого ли, что в недавнем их разговоре на улице Красных Мадьяр он, Зимин, сказал, что отправляются в урочище Истуканов, а прежде упомянул о погибшем там в бою Игнатии Пушилине? Или, может, увязался из желания продолжить небезразличный для него разговор о купцах Пушилиных? Или же и то, и другое?

Мелькнуло в стороне от дороги среди деревьев какое‑то высокое и очень длинное, метров пятнадцать длиной строение без единого окна в бревенчатых стенах, с тесовой двухскатной крышей, провалившейся на гребне посередине от старости.

– Амбар хлебный, – пояснил назначение странного строения Нетесов. – Хутор раньше стоял тут. Сгорел, когда бой с польскими легионерами был…

У кого, в какие времена был бой с польскими легионерами, можно было только догадываться и додумывать.

Через некоторое время возник прямо на колее проселка, так что пришлось обогнуть, зарывшийся в землю по ватерлинию катерок, самый настоящий, с белой трубой, опоясанный красной полоской, со спасательными кругами по бортам, с рубкой рулевого, в которой сквозь запыленные стекла виден был штурвал.

– В пионерлагерь, на Большой Кужербак везли, – не вдаваясь в подробности, объяснил Нетесов присутствие катерка в далеком от судоходных рек месте.

– А скоро урочище? – спросил Пушели.

– Каменных Идолов? – повернулся к нему Нетесов.

– Истуканов.

– Это все равно. Кто как хочет зовет. Истуканы, столбы… Часа через полтора, – ответил и надолго умолк Сергей.

По лесу ехали медленнее. Путь пошел по низменным кочковатым лощинам, заросшим елью, с примесью пихты, кедра, березы, осины, с подлеском из рябины и ивняка. Колеса мотоцикла с добрый час мудрили по этим лощинам, пока наконец не выбрались в чистый сосновый лес, хоть и изреженный прежними пожарами, зато с хорошим подростом.

Лес рассеялся, и среди шиповниковых зарослей, черемушника, обвитого хмелем с недозрелыми шишками, Зимин наяву увидел метрах в сорока то, что уже видел в доме у краеведа Лестнегова на фотографии: три невысоких каменных столба, жмущихся друг к другу и издали напоминающих человеческие фигуры. Высвеченные лучами клонящегося к закату солнца, столбы отливали густой‑густой, до лиловости, синевой.

Нетесов заглушил мотор, слез с сиденья и медленно, раздвигая низкие, по пояс ему, кусты шиповника, направился к столбам. Зимин и Пушели последовали за ним.

– Шиповник нынче совсем не уродился, – сказал Нетесов. – В прошлом году с Мамонтовым по мешку набрали. Только по краю брали…

Он умолк, чувствуя, что про шиповник интересно ему одному.

– Ты говорил, тут бой был, Игнатия Пушилина убили, – сказал Зимин.

– Точно. Было такое, – ответил Нетесов.

– И возле одного из столбов Игнатий похоронен?

– А вот этого не говорил, не знаю, – сказал Сергей.

– Это Лестнегов так говорит.

– Раз говорит, так и есть. Константин Алексеевич всем этим занимался.

– Кстати, он будет ходить?

– Нет, там безнадежно.

– Жалко.

– Еще бы не жалко. Мужик всю жизнь на бешеной скорости крутился, и вдруг – в каталке, в четырех стенах.