Людовик XV и его эпоха - Александр Дюма Страница 44

Но короля в особенности развлекала непринужденная веселость молодых девушек простого сословия, которые сначала бывают обыкновенно робки, но вскоре какой-нибудь комплимент, одно слово, одна улыбка ободряют их, и они пускаются в немецкие и английские танцы с такой радостью и с таким увлечением, каких он никогда не видел ни в Версале, ни в Трианоне, ни в Шуази. На балы, даваемые от городского общества, допускались все сословия. Преимущество же отдано было женщинам, и женщинам молодым и красивым.

Среди этих-то увеселений король нашел то, чего ожидало его неутешное сердце, – новую любовь.

Это случилось в маскараде, происходившем на Гревской (лобной) площади. С некоторого времени в Париже все делалось по-восточному – по-восточному, как это понимали в царствование Людовика XV. Галлан переводил свои «Тысячу и одну ночь»;

Монтескье писал свои «Персидские письма»; Вольтер ставил на сцене свою «Заиру». Так и на этом бале было множество гурий, множество султанш, баядерок. Вдруг король заметил, что среди этих парчовых с золотом и серебром нарядов к нему подходит в простом, неизысканном костюме Диана-охотница, с луком в руке и с колчаном за плечами. Как видно, она гордится своей пухлой ручкой, тонкой ножкой, грациозностью движений. Прекрасная Диана в маске, однако король, по какому-то тайному предчувствию, угадывает, что это не иностранка. Она начинает говорить, открывает прелестный ротик и обнаруживает свои жемчужные зубки, сквозь которые сыплется множество шуток самого утонченного кокетства, много остроумной лести. Она еще не снимает маски, но король уже без ума от нее. А когда она ее снимает, то будет еще хуже, потому что в прекрасной Диане-охотнице король узнает нимфу Сенарских лесов – ту, которая являлась ему то быстро несущейся верхом на лошади, то полулежащей в одной из тех жемчужных раковин, которые Буше избрал колесницей для своих Венер и Амфитрит. Одним словом, в этой Диане-охотнице король узнает ту прекрасную д'Етиоль, за которую в один вечер бедная герцогиня Шатору так крепко наступила на ногу, конечно как бы ненарочно, госпоже де Шеврез.

Что ж, надобно сказать правду – женщины одарены подобными предчувствиями.

Госпожа д'Етиоль не была знатной дамой, как Вентимиль или Мальи, о которых мы уже говорили, но она не была и простой девушкой, как Жанна Вобернье, о которой мы будем говорить после. Это была Антуанетта Пуассон. Одни говорят, что она была дочерью богатого ла-ферте-су-жуарского откупщика; другие же утверждают, что отец ее был держателем мясной лавки в Доме Инвалидов. Как бы то ни было, но она вышла замуж за господина Ленормана д'Етиоля, богатейшего из откупщиков. Ей было двадцать два года, она была отличной музыкантшей, писала на холсте прелестные ландшафты масляными красками и на картоне сухими, любила охоту, удовольствия, роскошь, искусства – одним словом, это была женщина, которую тщетно искал герцог Ришелье и которая представилась хорошо сама собою.

Для короля и госпожи д'Етиоль приготовлен был ужин. Бине, родственник прекрасной Дианы и камердинер дофина, был посредником в этой новой любви. Ужин происходил 22 апреля 1745 года. Герцог Люксембургский и Ришелье на нем присутствовали.

Отличный вкус придворного, никогда не изменявший Ришелье, на этот раз изменил ему. Он не видел в госпоже д'Етиоль ни того, чем она обладала, ни того, чем она могла впоследствии сделаться. Он был хладнокровен к ней, не восхищался ее умом, был нечувствителен к ее красоте, чего она никогда не могла ему простить.

Ужин был очень весел и ночь весьма продолжительна. Король расстался с госпожой д'Етиоль лишь на другой день, в одиннадцать часов утра. Д'Етиоль заняла прежнюю квартиру госпожи де Мальи.

О! Какие печальные мемуары написали бы стены некоторых комнат, если бы стены могли писать!

С этого времени при дворе образовались две весьма различные партии – партия дофина, которую называли партией богомолов, и партия новой фаворитки.

Все это случилось в то время, когда господин Ленорман, обожавший свою жену, находился в имении маркиза ла Валетта, одного из его друзей, куда он отправился провести Пасху. Там-то узнал он от Турнегама, что жена его оставила свой дом, переселилась в Версаль и сделалась любовницей короля. Надобно было от него прятать всякое оружие – он был в отчаянии и хотел лишить себя жизни. В горести своей он написал к жене письмо и поручил Турнегаму доставить его ей.

Госпожа д'Етиоль показала это письмо королю, который прочитал его с большим вниманием и, возвращая ей, сказал:

– Какой учтивый человек ваш муж!

Положение госпожи д'Етиоль было упрочено 9 июля 1745 года, то есть менее чем через три месяца после ужина, на котором присутствовали Люксембург и Ришелье. В продолжение этого времени король написал к ней уже восемьдесят писем.

Эти письма запечатывались печатью со следующими двумя словами: скромен и верен.

15 сентября того же года, в шесть часов вечера, госпожа д'Етиоль была представлена ко двору принцессой Конти, домогавшейся этой чести.

Госпожа д'Етиоль начала, подобно герцогине Шатору, с того, что уговорила своего обожателя, чтобы в случае войны он сам принял командование армией, но, будучи осторожнее герцогини, она не просила позволения сопровождать его в походе.

Несмотря на смерть Карла-Альберта, последовавшую 20 января, война началась снова, и с большим ожесточением, нежели прежде: северные державы хотели унизить дипломатическое влияние Франции, они хотели уменьшить ее национальность.

Коалиция была полная: голландцы соединились с англичанами и австрийцами – это опять был тот самый союз, с которым боролся Людовик XIV, с которым боролся Людовик XV, с которым впоследствии боролись Французская республика и империя.

Англичане собрали большие силы. Они высадили на берега Голландии 20 батальонов английской и шотландской пехоты, 26 эскадронов кавалерии, 5 ганноверских полков, состоявших из 15 000 человек, и 16 усиленных эскадронов легкой кавалерии присоединились к англичанам. Союзные Штаты выставили 26 батальонов пехоты и 40 эскадронов кавалерии. Наконец, Австрия выслала от себя 8 эскадронов легкой кавалерии и 7 эскадронов венгерских гусар.

Кроме того, у принца Карла на Рейне была армия, состоявшая из 80 000 человек, которая в скором времени должна была увеличиться до 120 000.

Герцог Кумберландский командовал англичанами, голландцами и ганноверцами.

Французское правительство, со своей стороны, старалось всеми силами поставить на ноги армию. К несчастью, в это время Франции недоставало двух великих ее организаторов: граф и рыцарь де Бель-Иль, посланные для переговоров в Берлин, были там арестованы и препровождены в Англию. Тем не менее было собрано 106 батальонов, 72 эскадрона и 17 рот волонтеров.

Эта армия, получившая название Фландрской, имела своим главнокомандующим маршала графа Саксонского.

К несчастью, граф Саксонский страдал водяной болезнью. Когда в Париже увидели, что он едва передвигает ноги, ему начали говорить о его слабости, на что герцог Саксонский отвечал только одно: