Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Юрий Папоров Страница 44

Как ни мало плавали моряки вместе с де ла Крусом, они уже знали, что любимым занятием Красного Корсара (так теперь члены команды называли меж собой капитана «Каталины») было выйти из каюты ночью на верхнюю палубу юта, перегнуться через борт и устремить взор на искрящийся мириадами блесток след, вырывающийся из-под киля «Каталины». О чем он думал в такие минуты, не брался судить даже Добрая Душа, хотя в Тринидаде экипажу «Каталины» стало известно, что капитан, став корсаром, надеется разыскать пирата Ганта и отобрать у него Каталину, дочь коммерсанта де Андрадэ.

Открытие это сделал Перес. Старший бомбардир пошел на хитрость, он сумел убедить донью Марселу в том, что является лучшим другом бедного де ла Круса, страстно хочет ему помочь, и таким образом узнал тайну капитана до мельчайших подробностей. Она потрясла его до глубины души.

В те минуты, когда Педро глядел с юта на тянувшуюся за «Каталиной» дорожку, перед тем как что-то ему сказать, следовало прежде подойти к де ла Крусу почти вплотную и дотронуться до его плеча.

Так поступил Тетю, ему тоже не спалось.

— Педро, жизнь человека столь быстротечна, что может считаться достойной лишь тогда, когда она наполнена любовью и верностью…

Поль Эли был озадачен: в тот день, когда «Каталина» покидала причал на реке Гуаурабо, де ла Крус попросил друзей подумать о том, как им найти Ганта. До сих пор Тетю ничего не приходило в голову. А уже пора было составить четкую диспозицию дальнейших действий и собрать все силы воедино, чтобы действовать наверняка.

— Да, Тетю, но кусок мяса, который вы съели вчера, не может утолить сегодняшнего голода.

— Я взволнован, Педро, утратил сон! «Боль — не зло!» — говорили древние греки. Сейчас я могу сказать: «Любовь, как ты могла стать злом?» Желание помочь тебе столь сильно, что мозг отказывается мне служить. Не удивляйся!

Де ла Крус положил руку на плечо Тетю и произнес:

— Помнятся мне ваши слова, милый Тетю: «Если ты силен, страдания сделают тебя еще сильнее, ежели слаб, есть опасность утратить разум». Выбирайте быстрее одно из двух.

В этот самый миг Тетю хлопнул себя по лбу:

— Эврика! Это проще, чем закон Архимеда! Педро, когда ты уединился в шалаше у пещеры, я со многими встречался в Тринидаде. Слышал, что Гант отдал немалые деньги за полотно, доставшееся при дележе награбленного одному из плотников его корабля. То была работа Диего Веласкеса. Пираты взяли ее в доме известного тебе корсара Хуана Васкеса. Говорят, Гант собирает полотна этого испанца. Вот так!

— Постойте, постойте, Тетю. Мне тоже кто-то из гаванцев говорил, что этот мерзавец помешан на испанских картинах.

— Не просто на испанских… а именно на полотнах Веласкеса. Поэтому мы должны идти к Тортуге не с пустыми руками…

— А с приманкой! Но где мы ее раздобудем?

— Представь себе, в Веракрусе есть первый вариант «Вакха». Он не понравился молодому Филиппу Четвертому, и художник подарил эскиз отцу нынешнего губернатора, а ныне известный всем «Вакх» был окончен позже и пришелся королю по душе.

— Невероятно!

— Я видел эту картину во дворце губернатора Веракруса собственными глазами!

— Сколько же она может стоить?

— Не более того, Педро, что ты получишь после встречи с первым пиратом! Если понадобится, мы отдадим свои доли. Я сам готов убедить губернатора продать ее тебе или хотя бы временно предоставить под крупный залог. И, заметь, мы идем по курсу на Веракрус.

Действительно «Каталина» шла в сторону Юкатанского пролива, где, по сообщению губернатора Тринидада, своевольничали английские и голландские пираты. Они беззастенчиво грабили леса побережья Юкатана, вывозя в Европу кампешевое дерево — дорогостоящий синий сандал.

В Тринидаде де ла Крус основательно пополнил, а вернее, полностью обновил свой гардероб. У знакомого портного он заказал два парадных костюма, теплую морскую куртку и повседневный камзол из материала исключительно красного цвета. Широкополые фетровые сомбреро со страусовыми перьями тоже были ярко пурпурными. Рубахи из муслина и шелка, галстуки а-ля «Штейнкерке», широкие плиссированные панталоны до колен, пояса, фахи и чулки были багряными. Ботфорты, легкие сапожки и туфли на высоких каблуках, кожаные пояса и портупеи сапожник, по специальному заказу, выполнил из красного сафьяна. Белыми были только манжеты в кружевах и в рюшах да жабо из тончайшей голландской плетеной ткани и дорогой органди. С тех пор матросы и прозвали Педро Красным Корсаром.

Друзьям де ла Крус пояснил, что будет носить одежду цвета крови до тех пор, пока не разыщет Каталину.

— Красный цвет — это цвет не только крови, — заметил тогда Девото, — но и любви.

— Недаром поэты используют этот цвет как символ радости и красоты, — добавил Тетю.

— Пусть спишут меня с «Каталины», если это не приманка для быка! — объявил боцман.

— Вот наконец Добрая Душа, ты впервые попал впросак. Капитан с полным основанием может списать тебя на берег! — Тетю говорил с неизменным дружелюбием на лице. — Быки идут не на красный цвет, а на то, что движется, на все, что кажется им враждебным и ненавистным.